С 19 ноября в Аргентине новый президент — Хавьер Милей, придерживающийся крайне правых взглядов. Несмотря на прогнозы, которые предсказывали примерное равенство голосов, после первичных выборов в августе и общих выборов в октябре лидер партии “La Libertad Avanza” («Свобода наступает») опередил кандидата от правящей перонистской коалиции Серхио Массу более чем на десять процентов (55,69% — 44,30%). На всеобщих выборах в октябре, включавших в себя среди прочего и первый тур президентских выборов, победу одержал Масса, получивший 36,68%, — за ним следовали Милей с  29,98%  и Патрисия Буллрич, кандидатка от консервативной коалиции “Juntos por el Cambio” («Вместе за перемены») с 23,83%.

Крупная победа

Экономист по образованию, Хавьер Милей начал приобретать известность примерно десять лет назад, став постоянным гостем нескольких телепередач и даже снявшись в малобюджетной пьесе. С тех пор он пропагандирует три ключевые идеи: уменьшение государственного регулирования, критика «кейнсианства» аргентинских правительств и избавление от «касты» политиков, которых он считает «паразитами на теле общества». В своих выступлениях Милей представлял себя сторонником «анархо-капитализма», подкрепляя свои взгляды аргументами теоретиков австрийской школы, Людвига фон Мизеса и Фридриха Хайека. Его индивидуальный стиль — странная прическа и черная кожаная куртка — в сочетании с выразительными жестами, вызывающей позицией, криками и оскорблениями помогли создать образ мятежного аутсайдера, стремящегося подорвать политический статус-кво. За неполные десять лет Милей прошел путь от незначительной знаменитости до президента страны.

Причины победы Милея связаны не только с образом аутсайдера, который пришел, чтобы поменять правила политической игры. Во-первых, Аргентина уже более десяти лет переживает процесс экономической стагнации, с годовой инфляцией, достигающей 140%. Около 40% населения страны живет за чертой бедности, и ни “Juntos por el Cambio” во время президентства Маурисио Макри (2015–2019), ни перонизм при Альберто Фернандесе (2019–2023) не смогли улучшить ситуацию. Они ее даже усугубили. Во-вторых, главным конкурентом Милея на выборах был Серхио Масса, министр экономики в правительстве Фернандеса. Связанный с политическим истеблишментом, Серхио Масса воспринимался избирателями не только как один из крупнейших представителей той самой «касты паразитов», но и как главный виновник их плачевного материального положения. Несомненно, победа Милея была обеспечена соглашением с “Juntos por el Cambio” — их кандидатка Патрисия Буллрич все равно не вышла во второй тур. Через несколько дней после объявления результатов всеобщих октябрьских выборов, лидер консервативной коалиции Маурисио Макри также согласился поддержать Милея на выборах в ноябре. Затем Милей смягчил свою риторику и свел ее к дихотомии «популизм (в смысле “перонизм”) или республика». Этот лозунг, изначально использовавшийся Буллрич, помог Милею получить значительное количество антиперонистских голосов. Наконец, не стоит сбрасывать со счетов и сильную поддержку: с одной стороны, бедных народных масс, уставших от богатых политиков, а с другой — молодежи, требующей автономии для развития своего бизнеса, без высоких налогов и ограничений. Последние два пункта — борьба с «богатыми политиками» и осуждение «вездесущего государства» — стали центральными в программе Милея.

Крупное поражение

Результаты выборов принесли крупное поражение двум политическим силам. Первая из них — перонизм, политическое движение, которое с 1945 года сумело захватить голоса рабочего класса и оказать огромное влияние на политическую жизнь страны, воплотив образ «партии порядка». Несмотря на то, что на этих выборах все его фракции были едины, наследники перонизма показали один из худших результатов в политической истории Аргентины, потеряв не только часть своего традиционного электората, но и губернаторские посты в провинциях, принадлежавшие перонистам с момента восстановления демократии в 1983 году. Несомненно, большинство в Сенате также будет потеряно. Теперь перонистам будет непросто оправиться от столь тяжелого удара, ведь их лидеры отчасти сами виноваты в собственном поражении. 

Второй проигравшей в этих выборах силой стали левые. Историк Орасио Таркус отметил, что триумф фигуры, подобной Милею, представляет собой «политическое, социальное и культурное поражение левых, их ценностей, традиций, завоеванных прав, их авторитета». С 2011 года различные левые партии, не все, но значительная их часть, объединились во «Фронт рабочих левых» (“Frente de Izquierda de Trabajadores”). Из этого объединения им удалось отправить пару представителей в Конгресс, однако это было далеко от создания реальной альтернативы власти или привлечения широких слоев рабочего населения. На всеобщих выборах в августе кандидат Мириам Брегман получила всего 2,7 % голосов. Неспособность увидеть реальную угрозу, идущую от Милея, постоянные разногласия между участниками, повторение лозунгов, корни которых уходят в XX век, стали важными факторами, помимо прочего, для того, чтобы левые заняли весьма маргинальное положение в аргентинском политическом ландшафте. Сегодня левому движению остро не хватает свежих идей и оригинальной стратегии, чтобы переломить ситуацию.

Звено в (глобальной) цепи 

Очевидно, что победа Милея — это не просто изолированное локальное явление, а звено в обширной цепи распространения нового глобального ультраправого движения. Некоторым ультраправым удалось прийти к власти, как, например, Дональду Трампу в США в 2017 году или Жаиру Болсонару в Бразилии в 2019 году. Другие, уже захватившие власть, такие как Владимир Путин в России с 2000 года, постепенно превратили свое государство в диктатуру. Некоторые авторы, например Пабло Стефанони, рассматривают этот феномен как череду побед альтернативных правых, которые «оспаривают способность левых критиковать реальность и предлагать пути ее преобразования».¹ Энцо Траверсо, в свою очередь, связывает подъем ультраправых с «постфашизмом».² В любом случае, помимо выявления общих черт, исследователи сходятся в том, что сегодня мы становимся свидетелями появления радикализованного правого крыла с сильным влиянием как в обществах, так и в правительствах, как в центральных, так и в периферийных странах.

Безусловно, Хавьер Милей является частью этого феномена. Как поясняет Пабло Стефанони, «на международном уровне Милей был связан с испанской крайне правой партией “Vox”, с Жаиром Болсонару (особенно с его сыном Эдуардо) и с такими фигурами, как Хосе Антонио Каст в Чили. Кроме того, он поддерживал Дональда Трампа, даже когда того обвинили в мошенничестве». Милей, как и Трамп, отрицает изменение климата или критикует политический истеблишмент. Сразу после объявления о победе Милея, Трамп позвонил своему аргентинскому коллеге, чтобы поздравить его. Известный своими крайне правыми взглядами Премьер-министр Венгрии Виктор Орбан тоже сразу объявил о своем визите в Аргентину. Подобно многим другим ультраправым, Милей, как и Владимир Путин симпатизирует консервативным ценностям, выступает против абортов и феминизма. Подобно Болсонару, Милей поддерживает свободное ношение огнестрельного оружия и жесткую борьбу с преступностью, а также испытывает отвращение к тому, что он называет «культурным марксизмом». Милею настолько неприятны левые, что он отменил встречу с Лулой, президентом Бразилии и главным торговым партнером Аргентины, потому что «он коммунист». Со своей стороны, вице-президент Милея Виктория Вильярруэль — юристка, близкая к представителям последней военной диктатуры в Аргентине, тесно связанная с консервативным католицизмом и поклонница Джорджии Мелони. В общем, проект Милея идет рука об руку с новым ультраправым посланием.

Помимо общих черт с «новой правой», представленной такими фигурами, как Трамп, Путин или Болсонаро, у Милея имеется значительное отличие. Он не придерживается националистических взглядов. В ходе президентских дебатов он преуменьшил значение такого важного для истории аргентинского национализма события, как Мальвинская война, сравнив ее с обычным футбольным матчем. В своей внешней политике он предпочитает оставаться в сфере влияния Соединенных Штатов, исторического антагониста в представлении аргентинского народа. Однако стоит с осторожность отнестись к характеристике нового правительства Милея как «неофашистского», поскольку Милей выступает против государства и приветствует господство рынка в общественной жизни. Милей и сам определяет себя как либерала. Это стоит подчеркнуть, поскольку взгляды Милея ближе к наиболее авторитарной форме либерализма, чем к фашизму, который по определению антилиберален. Согласно Эсекьелю Адамовски, «в определенном смысле он разделяет с фашизмом стремление к тоталитаризму, подчиняющего общественную жизнь уже не господству государства, а капитала».³

Последнее утверждение связано со структурными причинами, способствовавшими триумфу Милея в Аргентине. Те же причины позволили радикально правому движению процветать по всему миру. Милей любит говорить, что Мюррей Ротбард, американский экономист, который хотел усовершенствовать либертарианское движение в союзе с правыми силами, является одним из его главных вдохновителей. Поэтому его также называют «палеолибертарианцем». Как отмечает Стефанони: «В стране, где отсутствуют традиции автономии правого крыла, подобные тем, которые существуют в Соединенных Штатах — где кишат различные антивашингтонские группы, часто вооруженные, — Милей объединил австрийскую школу в ее наиболее радикальной версии (анархо-капиталистической) с элементами глобальных альтернативных правых (как правило, в непереваренном виде)», что было быстро одобрено значительной частью населения. Почему? Эсекьель Адамовский предлагает следующий вариант ответа. С одной стороны, наступление взрывной фазы капитализма, которая приводит к нехватке ресурсов и усилению противоречий капитала, порождает общественное напряжение и недовольство. В этом смысле «тревога за социальный порядок вызывает фантазию о том, что придет некий могущественный человек и все исправит».⁴ С другой стороны, быстрый рост Китая, который заставляет остальные страны подражать организационным и политическим возможностям контроля, дающим Китаю сравнительное преимущество, подталкивает к авторитарным решениям. Такими авторитарными решениями могут стать Трамп, Путин или даже Милей.

У Милея отсутствует практический опыт в политическом управлении. Он никогда не занимал высших руководящих постов, и весь опыт его политической карьеры сводится к двум годам работы в Конгрессе, полученным в результате выборов 2021 года. У него нет собственного большинства в Конгрессе, а также нет губернаторов или мэров от своей партии. Поэтому предсказать, насколько успешно ему удастся внедрить меры, которые он обещал в предвыборной кампании и подтвердил после объявления результатов, достаточно сложно. Эти меры включают в себя приватизацию ряда государственных компаний, тарификацию здравоохранения и образования, сокращение государственной структуры (с восемнадцати до восьми министерств, упразднение затронуло, в частности, министерства здравоохранения и культуры) и другие, более радикальные, например долларизацию экономики или закрытие Центрального банка. Вероятно, Милею будет трудно реализовать и другие масштабные или эксцентричные инициативы, объявленные его партией, такие как легализация рынка органов, свободное ношение оружия, отказ от отцовства, отмена закона об абортах или приватизация улиц. Безусловно, поддержка со стороны Маурисио Макри и фракции “Juntos por el Cambio” будет иметь огромное значение. Однако пока неясно, насколько этот амбициозный план реформ может быть эффективно реализован без применения репрессий и авторитарного контроля.

1. Pablo Stefanoni, ¿La rebeldía se volvió de derecha? Buenos Aires, Siglo XXI, 2019, p. 15. ↩︎
2. Enzo Traverso, Las nuevas caras de la derecha. Buenos Aires, Siglo XXI, 2018, p. 19. ↩︎
3. Ezequiel Adamovsky, Del antiperonismo al individualismo autoritario. San Martín, UNSAM Edita, 2023, p. 95. ↩︎
4. Adamovsky, p. 113. ↩︎