В марте 2024 года в России должны пройти плановые президентские выборы. В странах либеральных демократий, скорее всего, сказали бы, что на них есть очевидный фаворит — Владимир Путин. Однако эти выборы ненастоящие: на них не будет кандидатов, которые хотят победить, или политических сил, всерьез критикующих действующего президента. Поэтому в российском общественном дискурсе их иногда называют не выборами, а «электоральной процедурой», чтобы подчеркнуть их полностью выхолощенное конкурентное содержание. Но правильнее было бы их назвать плебисцитом о доверии президенту Владимиру Путину.
Эти выборы пройдут в условиях максимальной зачистки российского политического поля, когда большая часть оппозиционных политиков либо уехала, либо была посажена в тюрьмы, либо была вынуждена снизить свою активность до минимума. И несмотря на это, мало кто сомневается, что результаты будут фальсифицировать, а в ряде регионов, например в Москве, будет использовано ультимативное оружие — система Дистанционного Электронного Голосования (ДЭГ). Эта система будет применяться в регионах, где выборы обещают быть проблемными для власти. Дело в том, что прямые фальсификации результатов голосования могут стать триггером для массовых протестов: это в Кремле поняли еще в 2011 году, а затем убедились на примере Беларуси в 2020-м. Этого, как и любых других неожиданностей в регионах с высоким протестным потенциалом, власти хотели бы избежать, и система ДЭГ поможет гарантировать «правильные» результаты.
Снаружи диктатуры выглядят монолитными настолько, что и выборы никакие не нужны. Почему бы президенту просто не издать указ о бессрочном правлении, чтобы отправиться дальше передвигать батальоны и дивизии? Однако мы видим, что этого не происходит и, более того, политический менеджмент РФ старательно и в ежечасном режиме контролирует ситуацию. Какой эффект на российское общество должны оказать эти выборы, какой их аспект наиболее важен Кремлю и почему эти выборы так важны и одновременно опасны для Кремля?
Не хочу вилять, пряча за словами позицию: я считаю, что на выборы, даже фиктивные, в марте идти нужно. В российской оппозиционной среде уже больше месяца идет живая дискуссия по этому вопросу: отошлю к одной из самых важных ее частей, а именно к публичному открытому опросу Алексея Навального об электоральных стратегиях и тактиках в марте 2024-го.
Перечисление аргументов всех сторон оставлю за скобками — их много и можно выбрать на любой вкус. Отмечу только, что российский политический менеджмент выстроил дорогостоящую систему бюрократического контроля за проведением выборов, которая старается исправно показывать нужный режиму результат. Если упростить, то этой системе важно, чтобы в урнах оказалось максимально возможное число бюллетеней «за» и минимальное «против». Все остальное: явка, количество кандидатов и их личности, вбросы и манипуляции, — это технологические переменные. Их обязательно учитывать для выработки любого проекта плана оппозиции на март 2024, но не они определяют ответ на вопрос: идти ли на избирательные участки противникам политики Владимира Путина.
Недавно в комментарии для The New York Times Дмитрий Песков сказал, что выборы в России — это не демократия, а «дорогостоящая бюрократия». Неважно, для чего он это сказал, и даже не очень важен контекст — вопросы взглядов и представлений пресс-секретаря президента Путина в данный момент уже не слишком важны. Не будем также пытаться понять подтекст или скрытый смысл его слов, оставив это экспертам по «сигналам для элиты» и политтехнологиям. Давайте предположим, что его высказывание — это фрагмент достаточно целостного понимания политической системы РФ как формы осуществления административного контроля за тем, чтобы в стране случайно не случилось демократии, то есть такой формы политического режима, когда мнение масс может разрушить планы правящих групп.
Демократические процессы даже в либеральных, весьма ограниченных, демократиях предполагают восходящую динамику внутри общества: создаются и закрываются НКО, борются партии и политические движения, радикалы бунтуют, а полиция их пытается контролировать, — из этого и состоит политическая жизнь и политизация, если мы говорим о процессе вовлечения граждан в эту жизнь. При этом выборы являются только частью этого процесса. Важной, так как в ходе них на некоторое время фиксируется баланс сил и ресурсов, но не единственной. Именно по социальной динамике внутри российского общества совершенно целенаправленно бил Владимир Путин, став президентом, и именно поэтому можно говорить о деполитизации как о сознательной внутриполитической стратегии Кремля последних десятилетий.
Любое общественное объединение, любой локальный протест первым делом слышит от чиновников не отказ в удовлетворении требований, а фразу-девиз всего путинского правления: «Давайте не будем политизировать эту проблему». Это подразумевает три смысла: публичное обсуждение общественной проблемы должно быть сведено на нет, возмущенные граждане не должны пытаться размышлять о причинах своего недовольства, желательно минимизировать подключение к защите своих интересов политических партий и общественно-политических движений. Депутаты любого уровня вряд ли сами понимают, в чем смысл их существования, так как в большинстве случаев занимаются одобрением законопроектов, представленных им исполнительной властью, бюрократией. Вера в то, что не существует политических проблем, есть лишь недостатки бюрократической машинерии, вполне разделяется на всех уровнях российского правящего класса.
Деполитизация достигается с помощью разрыва связей между словами-действиями-результатом. Мне хотелось бы отдельно проговорить важность связи между словами и действиями, ведь именно она является наиболее проблематичной в сложной конструкции современного российского политического управления. При этом важно отдавать себе отчет: слова тоже могут быть делами. Например, голос на выборах. Если он имеет связь с результатом этих выборов, он, конечно, является простейшим высказыванием-действием. Мы подаем голос, но сам факт подачи этого голоса имеет материальное содержание и влияет на политическую реальность.
После начала полномасштабного вторжения в Украину большая часть российских оппозиционных политиков переместилась за границу, а наиболее ресурсные из них завели себе большие ютуб-каналы. В них они вынуждены, с одной стороны, информировать, а с другой, развлекать свои аудитории: так работают медиа, так работают слова. Безусловно, некоторые акции оказываются по-настоящему полезными и важными для тех, кто сопротивляется путинскому режиму. Недавно крупные оппозиционные медиаплощадки провели марафон сборов в поддержку политзаключенных «Ты не один», благодаря чему было собрано 34,4 миллиона рублей. Однако ежедневные ролики и ежечасные эфиры — это неустанный марафон по производству контента на поле достаточно жесткой конкуренции за аудиторию. Это бесконечное производство слов должно было заменить отсутствие возможности действий, но этого не произошло: перформативный эффект либо не достигается, либо его невозможно оценить. Можно, конечно, предполагать, что идет борьба за умы, сердца и настроения россиян, но на втором году вторжения уже сложно поверить в то, что проблема только в недостатке информации и якобы политической непросвещенности. Спаслись и развились редакции многих оппозиционных СМИ, появились новые медиа, большинство политиков из тех, кто хотел, смогли выехать из страны, — казалось бы, план-ЧП выполнен. Однако была окончательно разрушена связь между словом и действием, что создает для Кремля оперативный простор для завершения проекта деполитизации общества. Ведь правда заключается в том, что ты можешь говорить, но превратить слова в действия в этих условиях невозможно. Либо, напротив, ты можешь чуть-чуть действовать, но тогда молчи: примером тому многочисленные анонсы мероприятий, более чем невинных по старым меркам, но анонсированных с припиской «только для распространения по небольшим чатам».
Именно эта трудность, распад возможности быть целостным политическим субъектом, чьи слова перетекают в действия, создает главную интригу президентских выборов 2024 — возможен ли бунт в таких условиях хотя бы теоретически. Ведь голос на выборах перформативен, ты фактически словом — фамилией кандидата — можешь совершить минимальное политическое действие. Именно сила этой простой связи вывела на улицы Москвы в 2011-12 годах десятки тысяч людей. Нет ничего понятнее, чем вопрос корректного подсчета бюллетеней. Бумажный бюллетень — вот он, его можно потрогать, всегда видно, если бюллетени попали в урну пачкой, тебе не нужны цифровые токены, чтобы понять, в каком квадрате стоит галочка. Каждый бюллетень можно потрогать, на нем ставил отметку человек, которого ты видел, а член избирательной комиссии идентифицировал. Именно эта интуитивная понятность обеспечивает перформативный эффект голосования, что и делало участие в выборах доступным политическим действием.
В этой ситуации дистанционное электронное голосование — ДЭГ — идеальная машина деполитизации. Когда Песков говорит про дорогостоящую бюрократию, нет никаких сомнений, что он держит в голове фактор ДЭГ, который в перспективе ближайших лет сэкономит большое количество общих ресурсов системы. Не нужно нервничать, что будут проблемные регионы, что люди будут кооперироваться, объединяться в наблюдательские сообщества, а нерадивые председатели участковых комиссий будут проталкивать пачки бюллетеней расческами в урны. Этого ничего не будет, власть будет экономной, неболтливой и контролируемой.
Современное общество сосредоточено на производстве контента. Строго говоря, все меньшее значение имеет то, что человек делает, по сравнению с тем, какой контент он производит. Контентом путинизма, социальным чувством, которое он постоянно воспроизводит, является чувство тотального одиночества человека при столкновении с реальностью мира. Идеальный гражданин путинской России одинок, а ДЭГ окончательно делает любого гражданина политически одиноким. Бесконечное воспроизводство фрустрации и раздражения согражданами — технологическая основа и стратегический выбор российских властей. Но также в этой России существуют неидеальные граждане. Они объединяются в сообщества, пытаются заниматься политикой, наблюдением, взаимопомощью. Они создают очаги политизации. Их деятельность разрушает путинизм. Нужно очень четко осознавать — его разрушает не результат на табло, потому что табло полностью контролируется, а те общественные процессы, что ведут к большей кооперации граждан, к их политизации.
