«Узбекистан признает независимость, суверенитет и территориальную целостность Украины. Мы не признали Луганскую и Донецкую народные республики», — заявил в марте 2022 года глава МИД Узбекистана Абдулазиз Камилов. Через месяц он был снят с этой должности.
Весь следующий год официальные лица Узбекистана занимали «нейтральную» позицию в отношении российского вторжения в Украину. С одной стороны, войну развязал главный экономический партнер Узбекистана. С другой — войну осудило международное сообщество, в глазах которого Узбекистан с 2016 года пытается реабилитироваться после почти трех десятилетий диктатуры.
То, что Узбекистан говорит о войне — или, скорее, что он не говорит о войне, — во многом раскрывает сегодняшнее состояние страны после начатых несколько лет назад реформ. Официальный Ташкент оказался меж двух огней, но внутри страны ничего не пылает: в СМИ все еще есть самоцензура, к локальным проблемам развивающейся страны приковано больше внимания, сохраняется негласный надзор над инфопространством со стороны близких к президенту людей и инстанций. Культурные институции находятся под давлением «кураторов» из спецслужб. Гражданское общество — в состоянии клинической смерти. А телеканал «Россия» входит в стартовый ТВ-пакет большинства из 36 млн жителей страны. Как СМИ и культурные институции в Узбекистане говорят о войне — и говорят ли?
Власть спецслужб и полный вакуум: что было раньше
С 1991 года — и на протяжении еще долгих 25 лет после — страной управлял Ислам Каримов. Человек, заслуженно попадавший в рейтинги худших диктаторов мира, избирался вновь и вновь, проводил конституционные референдумы для продления срока и, почти как и все диктаторы, ушел с президентского поста только со своей смертью.
Начав давление на оппозицию еще в начале своего первого срока, к середине правления Каримов «закрыл» Узбекистан как для международного сообщества, так и для какого-либо влияния гражданского общества изнутри. Особенно сильно СМИ и НКО стали ограничены в свободе после Андижанских событий 2005 года.
Андижанские события — массовый расстрел протестующих в узбекском городе Андижан 12–14 мая 2005 года, произошедший на следующий день после начала масштабных протестов жителей города. Протесты начались в день вынесения приговора двум десяткам бизнесменов, обвинявшимся в причастности к деятельности запрещенной исламистской секты «Акрамия». Родственники предпринимателей утверждали, что они были верующими людьми, но не состояли в запрещенных организациях. Нулевые годы в Узбекистане характеризовались запретом на проявление религиозности для мусульман.
Власти Узбекистана до сих пор называют протесты в Андижане активизацией «радикальных экстремистов», а правозащитные организации — собранием недовольных ситуацией в стране мирных жителей. Как бы там ни было, по собравшимся на площади был открыт огонь. По разным данным, были убиты от нескольких сотен до нескольких тысяч мирных жителей.
После событий 2005 года Каримов буквально разорвал отношения с внешним миром, особенно с западными странами, которые призывали к справедливому расследованию и указывали на нарушения прав человека в стране. Вместе с иностранными компаниями и дипломатами в опалу попали и местные НКО, и большинство СМИ, потенциально способные критиковать правительство.
К середине 2010-х большинство НКО в стране являлись ГОНГО, доступ к иностранным и независимым центральноазиатским СМИ был заблокирован, из зарубежных журналистов в стране находился всего один экономический репортер Reuters. В медиапространстве царил полный вакуум. Печатные СМИ, выпускавшиеся еще с советских времен государственными изданиями, никто не читал: они существовали за счет принудительно подписанных учителей, врачей, работников государственных организаций. Онлайн-медиа перепечатывали официальные пресс-релизы госорганов.
ГОНГО — негосударственные организации, созданные государством. НКО, ведущие деятельность под видом независимых организаций, но фактически работающие при поддержке правительственных структур или получающие государственное финансирование. По состоянию на 2021 год 65% НКО в Узбекистане являлись ГОНГО.
Телевидение представляло собой вариации государственного канала «Ахборот» — преемника советского телевидения с ведущими «информационных программ», монотонно зачитывающими с бумажки. Социальные сети, поиск в интернете были недоступны большинству граждан — более-менее стабильный и недорогой интернет появился в регионах страны всего несколько лет назад.
Журналисты, работавшие тогда, рассказывают о сохранявшемся в те годы институте госцензуры в СМИ, когда издания буквально показывали перед публикацией материалы специальному «человеку» из контролирующей инстанции. И, конечно, все знали: есть негласный, нигде не прописанный запрет на любую критику правительства. Тогда он включал в себя даже не критику высших эшелонов власти, но и простое недовольство работой коммунальных служб, ценами на продукты. Пропагандистские плакаты на улицах гласили: «Велика и свята независимая Родина».
Так продолжалось 25 лет, пока Каримов скоропостижно не скончался в сентябре 2016 года, аккурат перед самым большим национальным праздником — Днем независимости. Тема стокгольмского синдрома, наблюдавшегося тогда у искренне скорбящей страны, до сих пор недостаточно исследована.
«Мне предлагали закрыть СМИ»: о свободе слова в «Новом Узбекистане»
На смену Каримову пришел Шавкат Мирзиёев, проработавший при нем премьер-министром 13 лет и все это время бывший правой рукой президента. Все пророчили, что он станет полноценным преемником каримовского режима, но случилось неожиданное.
С самого начала своего президентства Мирзиёев взял курс на «открытие» Узбекистана: страна снова подружилась с соседями по региону, были открыты границы с Таджикистаном и Кыргызстаном, возобновились отношения с западными странами, исчез черный рынок, бизнес вздохнул свободнее. Президентский аппарат задался целью попасть на первые места всевозможных мировых рейтингов, отойти от имиджа авторитарной страны и начал планомерно к этому двигаться, где-то благодаря реальным реформам, а где-то путем номинальных изменений и декларативных заявлений.
Официально был взят курс на «Новый Узбекистан» и «Третий Ренессанс» — эти два понятия были сконструированы узбекистанскими политтехнологами к концу первого срока президента. «Новый Узбекистан» должен был кардинально отличаться от старого: теперь в стране должна была восторжествовать свобода личности, а забота о человеке — встать на первое место.
Реформы начались со сферы СМИ. Власти «разрешили» журналистам писать о социальных проблемах. На пару лет блогеры стали новыми активистами — люди обращались к ним за помощью, по следам их постов решались проблемы. В 2019 году открылись сайты «Фергана» и несколько других, долгое время бывших заблокированными. Позиции страны в рейтинге «Репортеров без границ» неуклонно росли вверх, хотя даже в самые лучшие годы Узбекистан оставался среди стран со сложной ситуацией в сфере свободы слова.
Но 25 лет диктатуры и авторитаризма не могли пройти бесследно, и в новых реформах через какое-то время появились бреши.
Для «защиты интересов журналистов» создали Агентство информации и массовых коммуникаций и Общественный фонд поддержки и развития национальных масс-медиа. Защищать свободу прессы в Узбекистане Мирзиёев назначил самых близких людей: своего бывшего пресс-секретаря Комила Алламжонова и старшую дочь Саиду Мирзиёеву. Мирзиёва, как и ее предшественница Гульнара Каримова, быстро стала «вторым лицом» реформ, представляя страну на различных международных форумах и встречаясь с представителями международных организаций. Вместе со своей матерью и супругой президента Зироат Мирзиёевой она возглавила фонд Zaamin, получающий огромные средства из бюджета и занимающийся «благотворительностью и повышением потенциала Узбекистана на международной арене».
Это не единственные организации, продолжавшие контролировать журналистскую работу в «Новом Узбекистане». Регистрацию средствам массовой информации выдают Узбекское агентство по печати и информации (УзАПИ) и Национальная ассоциация электронных СМИ (НАЭСМИ), и получить ее могут далеко не все медиа и далеко не сразу. Например, одно из сатирических изданий сообщило в личной беседе, что получило регистрацию только с четвертой попытки. Ситуация здесь похожа на выдачу регистрации НКО: некоторым из них возвращают документы до 20 раз, указывая на якобы имеющиеся ошибки в их заполнении. Без регистрации по закону работать не разрешается.
Первые годы реформ охарактеризовались повсеместным воспеванием главы государства. «Спасибо нашему уважаемому президенту» — расхожая фраза в комментариях к новостям в любом крупном медиа, буквально показывающая, кому страна прямо-таки обязана улучшением жизни. А к 2020 году, когда начал подходить к концу первый срок президентства Мирзиёева и начали всплывать на поверхность пробелы в реформах, восторг начал утихать. Началось «закручивание гаек», как это называют некоторые журналисты в стране.
Вступили в силу новые репрессивные законы для контроля средств массовой информации. Любой человек, размещающий что-либо в социальных сетях, стал нести ответственность как блогер. СМИ и блогеры, в свою очередь, стали ответственны за комментарии пользователей к их материалам. Возникла уголовная ответственность за оскорбление президента, причем не только действующего, но и первого. В последние два года в законодательстве появились и расплывчатые формулировки о наказании за «неуважение к государству и обществу». А в 2023 году готовится к принятию Информационный кодекс, по аналогии с Россией запрещающий пропаганду «нетрадиционных отношений» и содержащий «туманные формулировки, которые могут сделать из любого гражданина преступника», как их назвали эксперты из Узбекистана.
«Мне предлагали закрыть СМИ, но я этого не сделаю», — сообщил в интервью президент в феврале этого года. Он добавил: «Пусть критикуют, но критикуют по делу». Однако всем журналистам Узбекистана известно, что в стране сохраняется негласный запрет на любую критику верховной власти — то есть министров, премьера и, конечно, президента и его семьи, члены и приближенные которой заняли несколько важных должностей в правительстве. При этом коррупцию на «среднем» уровне, работу коммунальщиков, бюджетные закупки, культуру, образование журналисты и блогеры довольно активно критиковали и продолжают критиковать. Это безопасное пространство.
Но журналисты все еще говорят: круг допустимых вопросов ограничивается теми, по которым президент уже изложил свою позицию, а любое желание писать что-либо о политическом курсе президента, его семье и приближенных к нему людей вызывает самоцензуру и страх попасть под репрессии.
Также медиакритик и редакторка независимого СМИ Hook.report Дарина Солод отмечает, что в стране все еще мало независимых СМИ, созданных журналистами и «владеющих маломальской международной экспертизой и знаниями». Практически все существующие медиа принадлежат либо бизнесменам, либо людям, находящимся в тесных отношениях с чиновниками. Здесь и цензура не требуется: политика редакции, не желающей портить отношения с властями, рекламодателями и крупным бизнесом, заставляет оглядываться на интересы владельца и официальный политический курс.
В стране сохраняется практика контроля медиа и культурных институций со стороны спецслужб. Так называемые «кураторы» из Службы государственной безопасности приставлены, к примеру, к независимой галерее 139 Documentary Center, проводящей выставки на сенситивные темы, такие как история принудительного труда на хлопковых полях и реабилитация политзаключенных.
С таким положением дел узбекское инфопространство встретило 24 февраля 2022 года.
Российская пропаганда в Узбекистане и зависимость от центра
Для многих государств война в Украине стала отправной точкой для переосмысления своих отношений с Россией — экономических, культурных и, конечно, колониальных.
Для Узбекистана такое переосмысление могло бы значить особенно много.
Это постсоветская республика, не имеющая выхода к морю, отдавшая в советское время все свои поля под выращивание хлопчатника, смотрящая российские телеканалы, отправляющая в Россию миллионы трудовых мигрантов и почти четверть своего экспорта. Переводы трудящихся за рубежом граждан составляют десятую часть ВВП страны, а законы, похожие на российские законы об «иноагентах» и «пропаганде нетрадиционных отношений», регулярно выносятся на обсуждение и, как правило, принимаются властями.
После начала российско-украинской войны власти Узбекистана встали перед нелегким выбором. С одной стороны, находясь в тотальной зависимости от страны-агрессора, с ней нужно сохранять хорошие отношения. С другой стороны, стратегия «Нового Узбекистана» под предводительством Шавката Мирзиёева подразумевает политику открытости, интеграцию в международное сообщество, соблюдение прав человека и дружеские отношения со странами Запада, осудившими эту войну.
В такой ситуации руководство страны приняло решение сохранять показной «нейтралитет». Узбекистан воздержался от голосования по всем семи резолюциям, вынесенным ООН с начала войны и осуждающих действия России. Также страна воздержалась при назначении нового спецдокладчика по правам человека в России и разрешении Владимиру Зеленскому выступать с видеообращением на 77 сессии ООН.
Узбекистанский лингвист Алексей Улько считает, что такое стремление руководства страны сохранить хорошие отношения с Россией является одной из причин успеха российской пропаганды в Узбекистане.
Российские телеканалы, такие как «Россия-1», НТВ, «Россия-24» и другие, входят в стартовый пакет каналов кабельного телевидения. Стабильный, быстрый и дешевый интернет до сих пор не доступен по всей стране, поэтому кабельное ТВ — это самый распространенный источник информации в Узбекистане. Согласно результатам исследования Internews, почти каждый десятый из смотрящих телевизор респондентов ответил, что предпочитает смотреть новости российских телеканалов. «Первый канал» — любимый, его смотрит более 7% зрителей, уделяющих время зарубежным каналам.
Также в стране действует медиа Sputnik, являющееся филиалом одноименного международного агентства, главным редактором которого является Маргарита Симоньян и которое было заблокировано во многих странах после начала полномасштабного военного вторжения в Украину.
Ситуация «нейтралитета» должна подразумевать отказ от единого нарратива, но в Узбекистане российская пропаганда заняла доминирующее место в информационном пространстве, заглушая голос Украины. Власти не только никак не ограничили пропаганду страны-агрессора, но и, по мнению того же Алексея Улько, ввели негласный запрет на освещение количества жертв из числа мирных жителей, уничтожения городов и сел, зверств российской армии.
Публично ни о каком запрете на освещение войны не объявлялось. Некоторые журналисты утверждают, что никакого запрета и не было. Тогда как работники культурной сферы сообщают о продолжающейся практике контроля культурных институций со стороны спецслужб: «кураторы» советуют «подумать дважды», прежде чем делать выставку об украинских событиях.
Но есть надежда.
Не «спецоперация», а «война»
Крупные онлайн-СМИ в Узбекистане — как узбекоязычные, так и русскоязычные — называют войну войной, берут «спецоперацию» в кавычки, публикуют официальные заявления как Кремля, так и офиса президента Украины. Одно из главных узбекистанских изданий, «Газета.uz», выпустило интервью с послом Украины в Узбекистане Николаем Дорошенко накануне годовщины вторжения. У другого крупнейшего новостного издания, Kun.uz, придерживающегося такой же редакционной политики, почти 1,5 млн подписчиков в социальных сетях, что по силе влияния хотя и не равно, но вполне сопоставимо с успехами российских телеканалов в Узбекистане.
Люди, комментирующие посты в социальных сетях и материалы СМИ, использовали слово «война» в 2022 году в 16 раз чаще, чем «спецоперация», называя вещи своими именами.
Вообще, война в Украине больше всего волновала узбекистанских читателей сразу после ее начала, после этого интерес пошел на спад. Возобновился он после начала мобилизации, когда Ташкент принял вторую волну мигрантов из России. К ноябрю 2022 года количество комментариев под новостями на эту тему вновь значительно снизилось. При этом поддерживало войну около трети комментаторов — их же комментарии были и популярнее всего.
Под новостями о войне оставляют комментарии и боты. В конце 2022 года 5% комментариев о войне в узбекистанских медиа написал один и тот же пользователь, не имеющий друзей и подписанный только на несколько новостных изданий. К такому выводу пришли журналистка Дильфуза Мирзаахмедова и исследовательница Динара Гимади, проанализировав 3200 комментариев под публикациями узбекистанских медиа.
Узбекистанские медиа много писали о влиянии войны на экономику, о положении трудовых мигрантов, о «релокации» специалистов из России в Ташкент и изменении рынка труда в связи с этим. Однако о колониальном характере войны, имперскости агрессора и своих собственных постколониальных отношениях с Россией в местных медиа и культурных институциях говорится мало: единственный материал, включающий слова «имперские амбиции», вышел сразу после начала вторжения, а по запросу «деколонизация в Узбекистане» в поисковике при некоторых усилиях можно найти всего один материал локального микромедиа.
Точно так же практически не выражается поддержка гражданам Украины, как это делается во многих других странах посредством митингов и официальных заявлений. Против войны открыто выступили лишь некоторые небольшие по меркам страны независимые медиа, низовые инициативы и блогеры. Чем ближе медиа к государству, тем меньше в них встречается упоминаний о войне и жертвах средимирного населения.
Нейтралитет ли это или негласный запрет на определенный угол освещения событий, сказать почти невозможно: государство в целом непрозрачно, и многие правила игры устанавливаются в кулуарах и никогда не будут произнесены вслух. Негласность запретов, зыбкие границы дозволенной свободы слова, которые большинство сотрудников медиа не решаются нащупать, сохраняющаяся самоцензура в стране, — все это привело к тому, что война в Украине не была решительно осуждена локальными медиа, не были отрефлексированы постколониальные отношения, не началась деколонизация сознания, для которой это был хороший шанс.
