После летаргического сна
После летаргического сна
На какой исторической развилке оказалась Россия в середине нулевых? Какие надежды и опасения вызывало происходящее в стране? Публикуем малоизвестный и пророческий текст Станислав Маркелова, убитого неонацистами 19 января 2009 года

Станислав Маркелов — адвокат, правозащитник и активист, погибший в первую десятилетку путинского режима. Вместе с журналисткой и соратницей Анастасией Бабуровой он был застрелен в центре Москвы на глазах у нескольких свидетелей. Это хладнокровное убийство, как покажет следствие, было организовано и исполнено неонацистами, называвшими себя «русскими националистами». Стаса и Настю убил «русский мир», становлению которого они оба пытались противостоять. В эту памятную дату мы хотим поделиться статьей Маркелова, написанной в конце 2008 года, предварив его комментарием журналиста Дмитрия Окреста.

19 января уже 14 лет подряд остается символом международной антифашистской солидарности. На следующий день после убийства Станислава Маркелова и Анастасии Бабуровой несколько сотен антифашистов привычно перекрыли центр — как делали это прежде, когда нацисты убивали их товарищей (благодаря «сливам» из милиции, как будет доказано позднее), а силовики отправляли их за решетку (благодаря подсказкам неонацистских группировок, как позже станет подтверждено). В своей адвокатской практике Маркелов представлял интересы антифашистов, профсоюзных лидеров, экологов и жертв «контртеррористических операций» (в т.ч. защищал интересы пострадавшей стороны в резонансном деле полковника Буданова). 

Тогда же, сразу после зверского убийства, в городе был организован комитет, в который вошли журналисты, правозащитники и уличные бойцы. С тех пор каждый год самые разные люди, считающие себя антифашистами, объединялись, чтобы почтить память Насти, Стаса, а вместе с ними — всех пострадавших от насилия, которому потворствовало или на которое закрывало глаза российское государство. 

Незадолго до своей гибели Маркелов прозорливо отмечал, что перед взором российского общества «мельтешат либо власовские “матрасы” с портретами опальных воров-олигархов, либо кумачи с прежними кроваво-красными диктаторами, либо хоругви с имперскими тряпками». И вот мы уже почти год наблюдаем, как на фоне беспрецедентной агрессии российская власть яростно размахивает флагами, пытаясь убедить людей в необходимости украинской кампании — на этих флагах смешались лозунги о денацификации и защите русскоязычного населения, призывы к борьбе с Иблисом и НАТО, сожаление по поводу разрушенных советских памятников и даже молебны.     

Люди традиционно возлагали горы красных гвоздик на месте убийства Стаса и Насти — у белых палат на Пречистенке, что недалеко от Кремля. Немало этих людей на сегодняшний день покинули родину, выходя на антифашистские акции за пределами страны, как делали это прежде в российских городах. Неизменный слоган всех шествий 19 января звучит так: «Помнить — значит бороться!». Однако некоторое время назад фотография с одной из акций памяти, скорректированная в фотошопе, попала на агитационной стенд, оправдывающий войну в Украине. Этот вопиющий случай в очередной раз показывает, насколько важна политическая память, где бы активисты ни находились. Если они помнят, стало быть — продолжают бороться.


После летаргического сна

Россия после 90-х годов похожа на человека, проснувшегося после летаргического сна, полного кошмаров. Он рад, что выжил, что кошмары бандитского лихолетья рассеялись, но совершенно не понимает, кто он, куда идет, и с трудом ощущает почву под ногами. В таком положении его главным утешением становятся воспоминания о времени до летаргического сна с приукрашиванием всей жизни наподобие розового беспроблемного детства. 

Ценностное различие подходов и идей в России определяется тем, насколько они продлевают летаргический сон, — лишь на 90-е годы или затягивают на весь период до 1917 года. Соответственно и клюквенно-романтические воспоминания касаются советской пионерской молодости или доброго царя-батюшки, почему-то доведшего страну до поражения во всех войнах и череды революций. 

При этом реальное положение России сейчас никак не соответствует хотя бы минимальным потугам на реставрацию краснознаменно-маразматической власти КПСС или же соборно-православного ретроградства. 

Попробуем с позиции врача, увидевшего очнувшегося человека, а не воющей по России кликуши, определить социально-экономические возможности развития страны на данном этапе именно в тех условиях, в которых она оказалась. Как и у классического героя на распутье, возможностей развития у России четыре — точно по сторонам света. По русской традиции, где запад, где восток и кому теперь поклоняться — пусть каждый определяет сам. 

Итак, путь первый — открытое разваленное общество. Увидев, к чему привело его открытое идеологическое общество, Поппер сразу бы отказался от авторства своей знаменитой книги. В сочетании с идеями Хайека и Фридмана открытое общество стало похоже на придорожный кабак во время эпидемии чумы. Глобализация привела к тому, что все мировые болезни сваливаются на голову России, а от внутренних язв она не только не избавляется, но в сочетании с зарубежными поветриями они превращаются в смертельный недуг. Об этом можно говорить уже не в качестве прогноза, это та самая модель, которую насильственно навязала нам власть, мафия и олигархия в 90-е годы. Впрочем, по степени значимости эту триаду следовало бы перевернуть, добавив либеральную идеологию, которую вбивают в голову народа подвластные СМИ для полного препарирования мозгов.

Продолжение такого пути означает полную открытость экономики для всех западных товаров, прежде всего низкосортных, поскольку их удобнее всего скидывать в страну, превратившуюся в потребительскую мусорную яму. Рабочая сила не нужна по факту, тем более квалифицированная. Поэтому население оказывается перед вполне демократическим выбором: бежать из страны или деградировать здесь путем усиленной дружбы с паленой водкой. Основные производственные мощности вызывают интерес только как продукция сбыта, причем по демпинговым ценам и за рубеж. Соответственно вызывают интерес лишь специалисты, способные поддержать торговые спекуляции и наладить отношения с властью. Последней отдается роль ночного сторожа, охраняющего воров. Выбор этого пути, а скорее его продолжение, автоматически означает социальную ситуацию в виде «политики бантустанов» с войнами между местными кланами по разделу сфер влияния, а-ля Грузия или Таджикистан в 90-е годы. Впрочем, более далекие примеры Заира, Афганистана или Сомали оказались бы в этом случае более точными. 

Сегодняшняя власть, пекущаяся о своем достоинстве и даже величии, никогда не пойдет на продолжение этого пути и пытается всеми силами ликвидировать последствия 90-х. Исключения составляют фигуры проводников такой политики в российское лихолетье конца XX века. Их личная неприкосновенность и даже почитание становятся понятными ввиду того, что одним из идейных оснований нынешней политики является преемственность. А охаивание прежних властителей создает повод для такого же неуважительного отношения к нынешней власти и нарушает древний византийский принцип царственной передачи полномочий новому Базелевсу. 

Интересно, что в этом плане современная ситуация радикально отличается от российских традиций XX века и даже предыдущих веков, где каждая новая власть строилась на руинах предыдущей. за все время XX века только один длительный властитель оказывал внешнее почтение предыдущему. Как вы помните, Сталин всегда позиционировал себя как преемник и продолжатель дела Ленина. Ленинской гвардии от этого лучше не становилось, и она плавно пошла под нож вместе со всем делом Ильича. 

«Византизм» в отношении курса 90-х годов, при всем возведении в святость стабильности и традиций, означает, что Россия лишается глотка относительной свободы, что была характерна для короткого периода прихода новой власти и развенчания прежней. 

Начало нового пути было видно после глобального экономического кризиса 1998 года, когда тотальное разрушение системы спекулятивной экономики, социально добив наших сограждан, позволило расчистить место для новых, намного менее паразитических экономических структур. «Время банановых королей» означает, что страна живет за счет своего достаточно мощного сырьевого запаса, обеспечивая процветание элите и более или менее приемлемое существование всему населению за счет сбрасывания крошек с царского стола. Такая система могла продержаться довольно долго, и на рубеже тысячелетий стало казаться, что она определит развитие России на ближайшие десятилетия. При ней бурно развивались добывающие отрасли. Входили в относительное благополучие регионы, богатые своими ресурсами, или же экономические центры, через которые велись торговля и управление деньгами и сырьем (в первую очередь Москва). Остальной России только и оставалось, что постепенно вымирать или переезжать трудоспособным составом в до- бывающие и преуспевающие области, чтобы прокормить членов семьи, которых угораздило родиться в неудачном месте. 

Выбор «банановой республики» постепенно отдалялся по мере усиления центральной власти, и сейчас уже кажется абсолютно нереальным. Его рудименты поддерживаются на уровне все еще влиятельных, но постепенно рушащихся олигархий, которые пытаются ухватиться за либеральную идеологию как за последний щит своего безопасного существования. Но власть уже не хочет только материально процветать, а положение «банановых королей» означает сдачу всех своих критических полномочий мировым метрополиям в обмен на поддержку, безопасность и материальное суперблагополучие. 

Признаемся, сегодняшняя российская власть не алчна, и экономический ресурс ей интересен только как один из основных рычагов влияния. Передавать кому-то свои полномочия она не собирается, у регионов реальную власть давно отняла, используя жупел террористической опасности, а с мировыми метрополиями поддерживает вооруженный нейтралитет, понимая, что сейчас реальная ссора ей не по силам. Но даже вооруженный нейтралитет выглядит смешно при отсутствии вооружения. 

Что касается основного противника — олигархов, то, как сказано, кесарю почитание кесаря на монетах, а олигархам — оставшиеся монеты или пошив национального богатства в виде валенок в далекой сибирской тюрьме. цитата из Священного Писания, конечно, не точная, зато очень верная по сегодняшним российским реалиям. Как раз олигархам и оставляют роль если не «банановых королей», то «банановых баронов» с гарантией материального благополучия и без всякой возможности влияния на власть. Попытка перейти эту черту жестоко карается (ЮКОС, Алекперов). Похоже, что тенденция ведет к тому, что «банановые бароны» превратятся в мелких «банановых удельных князьков» и останутся безграничными правителями только на своих предприятиях или среди девиц Куршевеля. 

Более или менее независимую политику предполагают оставшиеся два пути. Один из них вызывает наибольшую злобу со стороны либералов, и его проклинали все 90-е годы, чуть ли не как самое страшное наследие тоталитарной системы. То, что данная модель подняла экономику идеологически открытых и отнюдь не тоталитарных стран, естественно, замалчивалось как некоторое досадное недоразумение. Вариант закрытой дирижистской экономики на постсоветском пространстве наиболее полно реализовался в Беларуси в конце 90-х — начале 2000-х годов. И он позволил поднять экономику страны после шушкевичского мракобесия, когда в стране творился инфляцит, т.е. в отличие от России были не только заоблачные, недоступные для большинства потребителей цены, но еще и не хватало товаров на рынке. Такой путь, действительно, опасен переходом к политическому авторитаризму, что в классическом варианте иллюстрирует современная Беларусь. Но даже ее сегодняшняя политическая несвобода не сравнится с такими же показателями в экономически свободном Китае или в ряде республик Средней Азии и закавказья. 

Вариант «дирижизма» означает государственное регулирование экономики — активная дотационная политика в отношении социально значимых производственных отраслей, постепенный подъем хозяйственных связей, поддержание качества жизни для всего населения, пусть не на высоком, но на приемлемом уровне, тенденция к уравниванию доходов населения. Закрытость экономики от внешней экспансии неизбежно приводит к политическому столкновению с экономически более сильными зарубежными партнерами. Как уже говорилось, такая ситуация провоцирует положение «осажденной крепости» и может подталкивать власть к отмене политических свобод в целях единства общества для противостояния внешним угрозам. Однако при кейнсианских реформах Рузвельт сумел этой опасности избежать, несмотря на три президентских срока, а де Голля поправил французский народ, выйдя [в мае 68-го] на улицы с лозунгом «10 лет достаточно». 

Несмотря на вынужденную политическую независимость такой путь абсолютно не устраивает российскую власть сегодня. Он вынуждает идти не на «вооруженный нейтралитет», а именно на конфронтацию в той или иной сфере, поскольку охрана собственных социально-экономических интересов резко и больно ударит по доходам целого ряда экономических олигархий и стран, привыкших получать баснословную прибыль от России. «Неалчность» нынешней власти проявляется и в том, что она готова пожертвовать социально-экономическими интересами собственных граждан ради избежания конфликта, который может подставить ее под удар.

Главная причина отказа от закрытой дирижистской экономики с социальным уклоном, однако, содержится в другом. При таком пути претензии на статус великой державы становятся безосновательными, поскольку материальные средства распыляются по всему обществу и власть не будет обладать должными возможностями для сверхзначительного усиления своей мощи. Поэтому такой вариант сейчас даже не рассматривается, а чрезвычайно сконцентрированные у нас правящие круги (или лучше круг) ориентируются на иной вариант. 

Модель «быстрого прорыва» в чем-то напоминает «большой скачок» Мао Дзедуна в Китае. Только в качестве топлива для скачка (к радости россиян) собираются использовать не человеческую силу, а материальный и властный ресурс. Проще говоря, финансовые влияния вместе с административной поддержкой направляются в те отрасли, которые позволяют совершить большой рывок в экономике и в кратчайшие сроки обосновать претензии России на статус великой державы. Отсюда такая любовь к нанотехнологиям и прочим новомодным научно-производственным фетишам, при том, что множество регионов до сих пор пребывает в абсолютной нищете. 

Интересно сравнить возможные социальные показатели реализации двух последних путей независимого развития. При «быстром прорыве» экономические достижения намечаются большими и выполнимыми в более короткое время. Недаром целью развития России поставлена задача удвоения ВВП. Однако предполагается, что распределение экономических доходов между различными слоями общества и областями производства будет явно непропорциональным. Это означает не только сильнейшее социальное разделение, но и ситуацию социально-экономических провалов между ведущими и отсталыми регионами России. Границы между регионами станут обретать реальные очертания, а города все больше будут напоминать мегаполисы третьего мира с районами богачей и кварталами нищеты. 

Казалось бы, что может быть лучше мгновенного и быстрого роста. Но большие скачки грозят большими неприятностями, возникающими не сразу, а по прошествии многих лет и даже десятилетий. Если сейчас социальная апатия, провоцируемая властью и насильственно привитая еще в 90-е годы, господствует среди населения, то это не означает, что социальных проблем становится меньше. Сегодня активность и протестные настроения ввиду социального ущемления уродливо проявляются в виде национальных преступлений. Они явно начнут перерастать в серьезные социальные бунты по окончании реализации «плана Путина» в 20–30-е годы нынешнего века. А в целом в XХI веке Россия может превратиться в страну перманентной социальной напряженности. Традиции тут ни при чем, но предполагаемый сейчас социальный разрыв, когда он оформится окончательно, будет требовать политической компенсации. 

Региональный рост крупных производственных и перерабатывающих центров и наплевательское отношение к остальной России грозит перерасти в не менее тяжкие проблемы. О сегодняшнем отношении россиян к Москве не стоит и упоминать. Во всяком случае, о нем невозможно упоминать в цензурных выражениях. В том случае, если большинство регионов останется на сегодняшнем уровне, а Москва перерастет в преуспевающий центр, во что выльется такое отношение, страшно и предположить. Но дело даже не в первопрестольной — Россия не только богата, но и страшна своими размерами. Даже такие небольшие страны, как Италия или Швеция, экономически страдали от необходимости проводить политику «кормления хромых уток», когда итальянская экономика работала на поддержание бедных южных регионов, а шведам упорно приходилось вливать деньги в их небогатый север. Известно, что итальянцы не знают, как поступить с «Лигой севера» Берлускони и тамошним сепаратизмом. В подобной ситуации оказалось множество вполне преуспевающих и идеологически свободных стран (Бельгия, Канада с Квебеком, Франция с Корсикой, Испания с землей Басков и т.д.). 

В истории известен пример еще одного государственного «лоскутного одеяла», Австро-Венгрии, которая тоже сделала акцент на сильную императорскую власть и поддержку ведущих регионов. Более слабые земли в конце концов проснулись, и — что-то мы не видим сегодня на карте крупнейшей страны в Европе. Эта проблема сейчас убивается на корню путем централизации власти, она может быть длительной, но нереально, чтобы она продолжалась до бесконечности. Рано или поздно гайки у наработанного механизма начинают раскручиваться, тогда оказывается, что механизм не может держаться только на центральном управлении. А какие сдерживающие факторы будут у страны, изначально регионально разорванной на преуспевающую и депрессивную части? 

Наш проснувшийся от летаргического сна человек пока не задается такими вопросами, и власть неуклонно ведет его в нужную сторону. Самое обидное не то, что он наконец стал двигаться, — а его идеологический самообман, когда перед глазами мельтешат либо власовские «матрасы» с портретами опальных воров-олигархов, либо кумачи с прежними кроваво-красными диктаторами, либо хоругви с имперскими тряпками. Не видя реального выбора, люди, только-только почувствовавшие хоть какую-то социальную стабильность, мечутся между этими заплесневелыми манекенами, не зная, у какого иконостаса набраться великих державных ценностей. А вдруг общество действительно поверит в средневековые византийские бредни, давно почившие на кладбище, и под новый экономический скачок подымет очередную хоругвь, чтобы устроить бессмысленную бойню а-ля Первая или Вторая мировая в XX веке? злости и обиды за унижение 90-х годов сейчас более чем достаточно. 

Опубликовано 23.06.2008 на сайте Института Коллективного действия и на сайте Института верховенства права. 

Поделиться публикацией:

Азат Мифтахов После Медиа
«ФСБ — главный террорист»

Подписка на «После»

После летаргического сна
После летаргического сна
На какой исторической развилке оказалась Россия в середине нулевых? Какие надежды и опасения вызывало происходящее в стране? Публикуем малоизвестный и пророческий текст Станислав Маркелова, убитого неонацистами 19 января 2009 года

Станислав Маркелов — адвокат, правозащитник и активист, погибший в первую десятилетку путинского режима. Вместе с журналисткой и соратницей Анастасией Бабуровой он был застрелен в центре Москвы на глазах у нескольких свидетелей. Это хладнокровное убийство, как покажет следствие, было организовано и исполнено неонацистами, называвшими себя «русскими националистами». Стаса и Настю убил «русский мир», становлению которого они оба пытались противостоять. В эту памятную дату мы хотим поделиться статьей Маркелова, написанной в конце 2008 года, предварив его комментарием журналиста Дмитрия Окреста.

19 января уже 14 лет подряд остается символом международной антифашистской солидарности. На следующий день после убийства Станислава Маркелова и Анастасии Бабуровой несколько сотен антифашистов привычно перекрыли центр — как делали это прежде, когда нацисты убивали их товарищей (благодаря «сливам» из милиции, как будет доказано позднее), а силовики отправляли их за решетку (благодаря подсказкам неонацистских группировок, как позже станет подтверждено). В своей адвокатской практике Маркелов представлял интересы антифашистов, профсоюзных лидеров, экологов и жертв «контртеррористических операций» (в т.ч. защищал интересы пострадавшей стороны в резонансном деле полковника Буданова). 

Тогда же, сразу после зверского убийства, в городе был организован комитет, в который вошли журналисты, правозащитники и уличные бойцы. С тех пор каждый год самые разные люди, считающие себя антифашистами, объединялись, чтобы почтить память Насти, Стаса, а вместе с ними — всех пострадавших от насилия, которому потворствовало или на которое закрывало глаза российское государство. 

Незадолго до своей гибели Маркелов прозорливо отмечал, что перед взором российского общества «мельтешат либо власовские “матрасы” с портретами опальных воров-олигархов, либо кумачи с прежними кроваво-красными диктаторами, либо хоругви с имперскими тряпками». И вот мы уже почти год наблюдаем, как на фоне беспрецедентной агрессии российская власть яростно размахивает флагами, пытаясь убедить людей в необходимости украинской кампании — на этих флагах смешались лозунги о денацификации и защите русскоязычного населения, призывы к борьбе с Иблисом и НАТО, сожаление по поводу разрушенных советских памятников и даже молебны.     

Люди традиционно возлагали горы красных гвоздик на месте убийства Стаса и Насти — у белых палат на Пречистенке, что недалеко от Кремля. Немало этих людей на сегодняшний день покинули родину, выходя на антифашистские акции за пределами страны, как делали это прежде в российских городах. Неизменный слоган всех шествий 19 января звучит так: «Помнить — значит бороться!». Однако некоторое время назад фотография с одной из акций памяти, скорректированная в фотошопе, попала на агитационной стенд, оправдывающий войну в Украине. Этот вопиющий случай в очередной раз показывает, насколько важна политическая память, где бы активисты ни находились. Если они помнят, стало быть — продолжают бороться.


После летаргического сна

Россия после 90-х годов похожа на человека, проснувшегося после летаргического сна, полного кошмаров. Он рад, что выжил, что кошмары бандитского лихолетья рассеялись, но совершенно не понимает, кто он, куда идет, и с трудом ощущает почву под ногами. В таком положении его главным утешением становятся воспоминания о времени до летаргического сна с приукрашиванием всей жизни наподобие розового беспроблемного детства. 

Ценностное различие подходов и идей в России определяется тем, насколько они продлевают летаргический сон, — лишь на 90-е годы или затягивают на весь период до 1917 года. Соответственно и клюквенно-романтические воспоминания касаются советской пионерской молодости или доброго царя-батюшки, почему-то доведшего страну до поражения во всех войнах и череды революций. 

При этом реальное положение России сейчас никак не соответствует хотя бы минимальным потугам на реставрацию краснознаменно-маразматической власти КПСС или же соборно-православного ретроградства. 

Попробуем с позиции врача, увидевшего очнувшегося человека, а не воющей по России кликуши, определить социально-экономические возможности развития страны на данном этапе именно в тех условиях, в которых она оказалась. Как и у классического героя на распутье, возможностей развития у России четыре — точно по сторонам света. По русской традиции, где запад, где восток и кому теперь поклоняться — пусть каждый определяет сам. 

Итак, путь первый — открытое разваленное общество. Увидев, к чему привело его открытое идеологическое общество, Поппер сразу бы отказался от авторства своей знаменитой книги. В сочетании с идеями Хайека и Фридмана открытое общество стало похоже на придорожный кабак во время эпидемии чумы. Глобализация привела к тому, что все мировые болезни сваливаются на голову России, а от внутренних язв она не только не избавляется, но в сочетании с зарубежными поветриями они превращаются в смертельный недуг. Об этом можно говорить уже не в качестве прогноза, это та самая модель, которую насильственно навязала нам власть, мафия и олигархия в 90-е годы. Впрочем, по степени значимости эту триаду следовало бы перевернуть, добавив либеральную идеологию, которую вбивают в голову народа подвластные СМИ для полного препарирования мозгов.

Продолжение такого пути означает полную открытость экономики для всех западных товаров, прежде всего низкосортных, поскольку их удобнее всего скидывать в страну, превратившуюся в потребительскую мусорную яму. Рабочая сила не нужна по факту, тем более квалифицированная. Поэтому население оказывается перед вполне демократическим выбором: бежать из страны или деградировать здесь путем усиленной дружбы с паленой водкой. Основные производственные мощности вызывают интерес только как продукция сбыта, причем по демпинговым ценам и за рубеж. Соответственно вызывают интерес лишь специалисты, способные поддержать торговые спекуляции и наладить отношения с властью. Последней отдается роль ночного сторожа, охраняющего воров. Выбор этого пути, а скорее его продолжение, автоматически означает социальную ситуацию в виде «политики бантустанов» с войнами между местными кланами по разделу сфер влияния, а-ля Грузия или Таджикистан в 90-е годы. Впрочем, более далекие примеры Заира, Афганистана или Сомали оказались бы в этом случае более точными. 

Сегодняшняя власть, пекущаяся о своем достоинстве и даже величии, никогда не пойдет на продолжение этого пути и пытается всеми силами ликвидировать последствия 90-х. Исключения составляют фигуры проводников такой политики в российское лихолетье конца XX века. Их личная неприкосновенность и даже почитание становятся понятными ввиду того, что одним из идейных оснований нынешней политики является преемственность. А охаивание прежних властителей создает повод для такого же неуважительного отношения к нынешней власти и нарушает древний византийский принцип царственной передачи полномочий новому Базелевсу. 

Интересно, что в этом плане современная ситуация радикально отличается от российских традиций XX века и даже предыдущих веков, где каждая новая власть строилась на руинах предыдущей. за все время XX века только один длительный властитель оказывал внешнее почтение предыдущему. Как вы помните, Сталин всегда позиционировал себя как преемник и продолжатель дела Ленина. Ленинской гвардии от этого лучше не становилось, и она плавно пошла под нож вместе со всем делом Ильича. 

«Византизм» в отношении курса 90-х годов, при всем возведении в святость стабильности и традиций, означает, что Россия лишается глотка относительной свободы, что была характерна для короткого периода прихода новой власти и развенчания прежней. 

Начало нового пути было видно после глобального экономического кризиса 1998 года, когда тотальное разрушение системы спекулятивной экономики, социально добив наших сограждан, позволило расчистить место для новых, намного менее паразитических экономических структур. «Время банановых королей» означает, что страна живет за счет своего достаточно мощного сырьевого запаса, обеспечивая процветание элите и более или менее приемлемое существование всему населению за счет сбрасывания крошек с царского стола. Такая система могла продержаться довольно долго, и на рубеже тысячелетий стало казаться, что она определит развитие России на ближайшие десятилетия. При ней бурно развивались добывающие отрасли. Входили в относительное благополучие регионы, богатые своими ресурсами, или же экономические центры, через которые велись торговля и управление деньгами и сырьем (в первую очередь Москва). Остальной России только и оставалось, что постепенно вымирать или переезжать трудоспособным составом в до- бывающие и преуспевающие области, чтобы прокормить членов семьи, которых угораздило родиться в неудачном месте. 

Выбор «банановой республики» постепенно отдалялся по мере усиления центральной власти, и сейчас уже кажется абсолютно нереальным. Его рудименты поддерживаются на уровне все еще влиятельных, но постепенно рушащихся олигархий, которые пытаются ухватиться за либеральную идеологию как за последний щит своего безопасного существования. Но власть уже не хочет только материально процветать, а положение «банановых королей» означает сдачу всех своих критических полномочий мировым метрополиям в обмен на поддержку, безопасность и материальное суперблагополучие. 

Признаемся, сегодняшняя российская власть не алчна, и экономический ресурс ей интересен только как один из основных рычагов влияния. Передавать кому-то свои полномочия она не собирается, у регионов реальную власть давно отняла, используя жупел террористической опасности, а с мировыми метрополиями поддерживает вооруженный нейтралитет, понимая, что сейчас реальная ссора ей не по силам. Но даже вооруженный нейтралитет выглядит смешно при отсутствии вооружения. 

Что касается основного противника — олигархов, то, как сказано, кесарю почитание кесаря на монетах, а олигархам — оставшиеся монеты или пошив национального богатства в виде валенок в далекой сибирской тюрьме. цитата из Священного Писания, конечно, не точная, зато очень верная по сегодняшним российским реалиям. Как раз олигархам и оставляют роль если не «банановых королей», то «банановых баронов» с гарантией материального благополучия и без всякой возможности влияния на власть. Попытка перейти эту черту жестоко карается (ЮКОС, Алекперов). Похоже, что тенденция ведет к тому, что «банановые бароны» превратятся в мелких «банановых удельных князьков» и останутся безграничными правителями только на своих предприятиях или среди девиц Куршевеля. 

Более или менее независимую политику предполагают оставшиеся два пути. Один из них вызывает наибольшую злобу со стороны либералов, и его проклинали все 90-е годы, чуть ли не как самое страшное наследие тоталитарной системы. То, что данная модель подняла экономику идеологически открытых и отнюдь не тоталитарных стран, естественно, замалчивалось как некоторое досадное недоразумение. Вариант закрытой дирижистской экономики на постсоветском пространстве наиболее полно реализовался в Беларуси в конце 90-х — начале 2000-х годов. И он позволил поднять экономику страны после шушкевичского мракобесия, когда в стране творился инфляцит, т.е. в отличие от России были не только заоблачные, недоступные для большинства потребителей цены, но еще и не хватало товаров на рынке. Такой путь, действительно, опасен переходом к политическому авторитаризму, что в классическом варианте иллюстрирует современная Беларусь. Но даже ее сегодняшняя политическая несвобода не сравнится с такими же показателями в экономически свободном Китае или в ряде республик Средней Азии и закавказья. 

Вариант «дирижизма» означает государственное регулирование экономики — активная дотационная политика в отношении социально значимых производственных отраслей, постепенный подъем хозяйственных связей, поддержание качества жизни для всего населения, пусть не на высоком, но на приемлемом уровне, тенденция к уравниванию доходов населения. Закрытость экономики от внешней экспансии неизбежно приводит к политическому столкновению с экономически более сильными зарубежными партнерами. Как уже говорилось, такая ситуация провоцирует положение «осажденной крепости» и может подталкивать власть к отмене политических свобод в целях единства общества для противостояния внешним угрозам. Однако при кейнсианских реформах Рузвельт сумел этой опасности избежать, несмотря на три президентских срока, а де Голля поправил французский народ, выйдя [в мае 68-го] на улицы с лозунгом «10 лет достаточно». 

Несмотря на вынужденную политическую независимость такой путь абсолютно не устраивает российскую власть сегодня. Он вынуждает идти не на «вооруженный нейтралитет», а именно на конфронтацию в той или иной сфере, поскольку охрана собственных социально-экономических интересов резко и больно ударит по доходам целого ряда экономических олигархий и стран, привыкших получать баснословную прибыль от России. «Неалчность» нынешней власти проявляется и в том, что она готова пожертвовать социально-экономическими интересами собственных граждан ради избежания конфликта, который может подставить ее под удар.

Главная причина отказа от закрытой дирижистской экономики с социальным уклоном, однако, содержится в другом. При таком пути претензии на статус великой державы становятся безосновательными, поскольку материальные средства распыляются по всему обществу и власть не будет обладать должными возможностями для сверхзначительного усиления своей мощи. Поэтому такой вариант сейчас даже не рассматривается, а чрезвычайно сконцентрированные у нас правящие круги (или лучше круг) ориентируются на иной вариант. 

Модель «быстрого прорыва» в чем-то напоминает «большой скачок» Мао Дзедуна в Китае. Только в качестве топлива для скачка (к радости россиян) собираются использовать не человеческую силу, а материальный и властный ресурс. Проще говоря, финансовые влияния вместе с административной поддержкой направляются в те отрасли, которые позволяют совершить большой рывок в экономике и в кратчайшие сроки обосновать претензии России на статус великой державы. Отсюда такая любовь к нанотехнологиям и прочим новомодным научно-производственным фетишам, при том, что множество регионов до сих пор пребывает в абсолютной нищете. 

Интересно сравнить возможные социальные показатели реализации двух последних путей независимого развития. При «быстром прорыве» экономические достижения намечаются большими и выполнимыми в более короткое время. Недаром целью развития России поставлена задача удвоения ВВП. Однако предполагается, что распределение экономических доходов между различными слоями общества и областями производства будет явно непропорциональным. Это означает не только сильнейшее социальное разделение, но и ситуацию социально-экономических провалов между ведущими и отсталыми регионами России. Границы между регионами станут обретать реальные очертания, а города все больше будут напоминать мегаполисы третьего мира с районами богачей и кварталами нищеты. 

Казалось бы, что может быть лучше мгновенного и быстрого роста. Но большие скачки грозят большими неприятностями, возникающими не сразу, а по прошествии многих лет и даже десятилетий. Если сейчас социальная апатия, провоцируемая властью и насильственно привитая еще в 90-е годы, господствует среди населения, то это не означает, что социальных проблем становится меньше. Сегодня активность и протестные настроения ввиду социального ущемления уродливо проявляются в виде национальных преступлений. Они явно начнут перерастать в серьезные социальные бунты по окончании реализации «плана Путина» в 20–30-е годы нынешнего века. А в целом в XХI веке Россия может превратиться в страну перманентной социальной напряженности. Традиции тут ни при чем, но предполагаемый сейчас социальный разрыв, когда он оформится окончательно, будет требовать политической компенсации. 

Региональный рост крупных производственных и перерабатывающих центров и наплевательское отношение к остальной России грозит перерасти в не менее тяжкие проблемы. О сегодняшнем отношении россиян к Москве не стоит и упоминать. Во всяком случае, о нем невозможно упоминать в цензурных выражениях. В том случае, если большинство регионов останется на сегодняшнем уровне, а Москва перерастет в преуспевающий центр, во что выльется такое отношение, страшно и предположить. Но дело даже не в первопрестольной — Россия не только богата, но и страшна своими размерами. Даже такие небольшие страны, как Италия или Швеция, экономически страдали от необходимости проводить политику «кормления хромых уток», когда итальянская экономика работала на поддержание бедных южных регионов, а шведам упорно приходилось вливать деньги в их небогатый север. Известно, что итальянцы не знают, как поступить с «Лигой севера» Берлускони и тамошним сепаратизмом. В подобной ситуации оказалось множество вполне преуспевающих и идеологически свободных стран (Бельгия, Канада с Квебеком, Франция с Корсикой, Испания с землей Басков и т.д.). 

В истории известен пример еще одного государственного «лоскутного одеяла», Австро-Венгрии, которая тоже сделала акцент на сильную императорскую власть и поддержку ведущих регионов. Более слабые земли в конце концов проснулись, и — что-то мы не видим сегодня на карте крупнейшей страны в Европе. Эта проблема сейчас убивается на корню путем централизации власти, она может быть длительной, но нереально, чтобы она продолжалась до бесконечности. Рано или поздно гайки у наработанного механизма начинают раскручиваться, тогда оказывается, что механизм не может держаться только на центральном управлении. А какие сдерживающие факторы будут у страны, изначально регионально разорванной на преуспевающую и депрессивную части? 

Наш проснувшийся от летаргического сна человек пока не задается такими вопросами, и власть неуклонно ведет его в нужную сторону. Самое обидное не то, что он наконец стал двигаться, — а его идеологический самообман, когда перед глазами мельтешат либо власовские «матрасы» с портретами опальных воров-олигархов, либо кумачи с прежними кроваво-красными диктаторами, либо хоругви с имперскими тряпками. Не видя реального выбора, люди, только-только почувствовавшие хоть какую-то социальную стабильность, мечутся между этими заплесневелыми манекенами, не зная, у какого иконостаса набраться великих державных ценностей. А вдруг общество действительно поверит в средневековые византийские бредни, давно почившие на кладбище, и под новый экономический скачок подымет очередную хоругвь, чтобы устроить бессмысленную бойню а-ля Первая или Вторая мировая в XX веке? злости и обиды за унижение 90-х годов сейчас более чем достаточно. 

Опубликовано 23.06.2008 на сайте Института Коллективного действия и на сайте Института верховенства права. 

Рекомендованные публикации

Азат Мифтахов После Медиа
«ФСБ — главный террорист»
«Церковь сама по себе — политическое сообщество»
«Церковь сама по себе — политическое сообщество»
После
Война и протесты лоялистов
Теракт в Москве
Теракт в Москве

Поделиться публикацией: