Случай Седы: легализация преступлений против женщин в Чечне
Случай Седы: легализация преступлений против женщин в Чечне
Что происходит с женщинами в современной Чечне? Что такое «убийства чести» и почему их частота растет? Фем-активист Микаил Саркисян рассказывает о деле Седы Сулеймановой и его контексте

История Седы: хроника событий

23 августа 2023 года чеченка Седа Сулейманова была насильно вывезена полицией из своего дома в Санкт-Петербурге. В этом доме она жила со Станиславом Кудрявцевым, петербуржцем, за которого она планировала выйти замуж. Непосредственно задержали ее питерские полицейские, которые после передали Седу в руки своих чеченских коллег. Последние отдали ее родственникам в Чечню, от которых она ранее бежала, опасаясь преследования и расправы. 

Предлогом для задержания и этапирования в Чечню послужила якобы совершенная девушкой кража украшений на территории Чеченской Республики. Тем не менее, как только девушку доставили в Грозный, ей не дали даже встретиться с адвокатом и сразу передали ее в руки родственников, а заведенное на нее дело исчезло.

4 сентября уполномоченный по правам человека в Чеченской Республике Мансур Солтаев опубликовал видео, на котором он идет рядом с молчащей Сулеймановой, в качестве подтверждения того, что она жива и «находится в безопасности». С тех пор ни фото, ни видео с девушкой не публиковались и другие доказательства ее жизни ни широкой общественности, ни правозащитникам, ни ее жениху и близким друзьям не предоставлялись. В интернете стали распространяться слухи, что она убита своими родственниками-мужчинами — братьями и дядей.

В течение нескольких месяцев правозащитная организация «СК SOS» предпринимала попытки наладить контакт с семьей Седы Сулеймановой. Ее жених, Станислав Кудрявцев, хотел добиться от родственников девушки согласия на брак. Он принял ислам (ритуал был задокументирован на камеру), чтобы заключить брак согласно религиозным традициям. Однако семья наотрез отказывалась идти на контакт.

1 февраля 2024 года подруга Седы Лена Патяева вышла на одиночный пикет к зданию Прокуратуры в Санкт-Петербурге с плакатом «Жива ли Седа Сулейманова?». Она была задержана полицейскими якобы за нарушение антиковидных мер.

7 февраля «СК SOS» заявила со ссылкой на два своих источника в Чеченской Республике, что есть серьезные основания бояться, что Седу убили. Речь идет о так называемом «убийстве чести» — девушку могли убить за то, что она «опозорила» семью тем, что самостоятельно жила в Питере и планировала заключить брак с русским мужчиной Станиславом Кудрявцевым. После публикации данной информации близкими друзьями Седы Сулеймановой была организована общественная кампания с целью привлечь внимание к ее судьбе и требованием от официальных властей РФ провести расследование.

9 февраля депутат Заксобрания Санкт-Петербурга, член партии «Яблоко» Борис Вишневский обратился с официальным запросом о проверке в МВД по Чеченской Республике.

12 февраля «СК SOS» получили в ответ на обращения граждан отписку из прокуратуры о якобы добровольном возвращении Седы Сулеймановой в Чечню. 13 февраля они запустили новую кампанию по массовой отправке обращений в СК, прокуратуру и уполномоченной по правам человека в РФ Татьяне Москальковой с помощью онлайн-формы. На этот раз в обращениях уже была информация о предполагаемом убийстве Седы Сулеймановой и фактах, указывающих на это.

14 февраля член Совета по правам человека при президенте России Ева Меркачева обратилась к главе Следственного комитета Александру Бастрыкину и генпрокурору Игорю Краснову с просьбой проверить сведения о возможном убийстве С. Сулеймановой.

21 февраля глава СПЧ Валерий Фадеев после звонков журналистов из «Газеты.ru» и направленного на его имя письма с обращением от подруги Седы Лены Патяевой заявил, что СПЧ также займется делом.

8 марта Лена Патяева снова вышла на одиночный пикет к зданию Прокуратуры и снова  была задержана — на этот раз на 48 часов с составлением протокола о якобы организации «несогласованного массового мероприятия».

В рамках кампании по сбору обращений в официальные инстанции РФ через онлайн-форму «СК SOS» было в итоге получено более двух тысяч обращений. Недавно стало известно, что 25 марта этого года по их результатам все-таки было возбуждено дело об убийстве на основании «безвестного исчезновения» Седы Сулеймановой. Однако будет ли дело действительно расследоваться или же результаты, представленные общественности, будут лишь формальными, неизвестно. Как утверждает исследовательница нарушений прав женщин на Северном Кавказе Саида Сиражудинова, «насчет Седы Сулеймановой чеченское общество ничего не скажет: все считают это семейным делом. И никто из окружения не раскроет, что с ней произошло, расследования нет и не будет».

История Седы Сулеймановой — это характерный случай преступления против женщин в Чеченской Республике. Его стоит рассматривать в историческом и политическом контексте происходящего на Северном Кавказе в целом и конкретно в Чечне.

Исторический контекст: адаты, доисламские традиции и убийства чести

В какой именно момент «убийства чести» стали распространенной практикой на Северном Кавказе, сказать сложно, поскольку эта тема до сих пор остается крайне малоизученной. Достоверно известно, что как минимум единичные случаи подобных убийств женщин со стороны родственников мужского пола происходили уже в XIX веке. В XX веке речь идет уже явно не об единичных случаях, а о регулярном явлении. Вот как описывает это журналистка Полина Жеребцова, чьи детство и юность прошли в Чечне 80-х и начале 90-х: «В детстве я слышала, что почти в каждой семье горцев была такая история: где-то муж убил жену, где-то брат убил сестру, где-то дядя убил тетю». Сами убийцы и их сторонники в республиках Северного Кавказа, как правило, оправдывают свои действия ссылкой на древние традиции и адаты (обычаи), либо, несколько реже, — отсылкой к якобы существующим религиозным нормам. Также нередки случаи, когда комментаторы в интернете оправдывают убийства необходимостью заботиться о «чистоте чеченской крови».

Однако, как пишут авторы отчета «Убийства женщин по мотивам “чести” на Северном Кавказе», «анализ случаев “убийств чести” показывает, что в основе данных преступлений лежат не традиции, не обычаи (адаты) и не нормы шариата, а самоуправное и своевольное поддержание личных и родовых амбиций, подкрепляемых и подстрекаемых давлением общественного мнения, сплетнями, слухами и клеветой».

Несмотря на то, что «убийства чести» распространены во многих исламских странах, они совершенно однозначно противоречат нормам ислама. Как минимум потому, что в рамках этой религии убийства разрешены только в результате приговора по шариатскому суду, но не в результате самосуда, устроенного родственниками жертвы на основании недоказанных слухов. Но несмотря на очевидное противоречие исламу, все-таки практикующие убийства чести мужчины нередко оправдывают свои действия именно отсылкой к религии.

Исследователи предполагают, что зачастую непосредственная мотивация для совершения убийства — это уступка под давлением сложившегося общественного мнения. То есть конкретный отец или брат, вполне возможно, предпочел бы не убивать родную дочь или сестру, несмотря на свои представления о должном. Но более дальние родственники или соседи высказывают ему свое неодобрение, попрекают и травят до тех пор, пока он или другой член семьи не решается на убийство.

Вновь процитируем отчет «Убийства женщин по мотивам “чести” на Северном Кавказе»: «Это тот случай, когда сообщество ответственно за убийства человека — люди обсуждают, доносят, сплетничают, подстрекают и даже открыто толкают на преступление:

“Какой же ты мужик? Какой ты горец, если допускаешь такое поведение и до сих пор не убил ее!” — такие слова, полагают респонденты, пришлось слышать достаточно большому количеству мужчин, совершивших “убийство чести”». 

Каким образом мнение соседей, пресловутое «что люди скажут» может оказаться для мужчины важнее жизни близкой родственницы, со стороны понять сложно. Однако важно подчеркнуть, что подобная подверженность общественному мнению «своих» продолжает существовать и далеко за пределами родного села. Подобных же норм многие чеченцы продолжают придерживаться, живя в центральной части России или даже в Европе. «Одну женщину отыскали даже в Польше, и нам пришлось переправлять ее в другую страну, — рассказывает Светлана Ганнушкина. — Поэтому женщинам приходится менять имена, документы».

Подтверждает это и Полина Жеребцова: «Вычисляют по всему миру нарушивших традиции достаточно легко: в том же WhatsApp есть многотысячные группы выходцев из Чечни, Дагестана, Ингушетии, где охранители адатов создали масштабные агентурные грибницы. Кто-то из земляков проезжал мимо на машине, кто-то заметил в супермаркете: моментально сделали фото, сообщили, где и когда увидели тех, кого нужно наказать».

Можно предположить, что подобные ценности столь важны для некоторых представителей северокавказских народов в контексте националистических идей. Контроль за «своими» женщинами вообще часто используется как один из важных принципов в различных национализмах. А здесь контроль возведен в абсолют, вплоть до готовности к убийству, и противопоставлен бесконтрольным, «гулящим» женщинам других наций.

Какими бы ни были мотивации у убийц, факт остается фактом: «убийства чести» продолжают происходить на Северном Кавказе, и их число однозначно не снижается. Происходит это в том числе и потому, что такие убийства на российском Кавказе чаще всего остаются безнаказанными.

Юридический контекст

«Или он должен был мириться, что все смеются при виде него, проходят и не здороваются? Сейчас героем его никто не будет считать, это же рядовое дело. Убил свою дочь. Правильно сделал и все», — в этой цитате поражает даже не столько ее кровожадность, сколько ее авторство.

Эти слова принадлежат чеченскому адвокату Ильясу Тимишеву. Он произнес их в разговоре с журналистами «Медиазоны», объясняя позицию по поводу поступка своего подзащитного Султана Даурбекова, задушившего свою дочь Зарему в 2013 году. Тимишев открыто признается: «Была бы моя воля, вообще бы не было наказания». Он сочувствует убийце и полностью оправдывает его поступок, поскольку «его уже и мужчиной не считали».

Конечно, мнение адвоката как частного лица, казалось бы, не имеет особенного значения в правовом поле. Посмотрим, однако, какими словами Тимишев защищал обвиняемого на процессе: «Дело в том, что Даурбеков не лишал свою дочь жизни, он ее не убивал. Надо говорить так: он увел ее из жизни, чтобы она не позорила саму себя, своего отца и всех близких родственников».

Иными словами, Тимишев открыто утверждает, что Даурбеков как отец имел право на жизнь и смерть своей дочери, более того, якобы он ее даже любил: «Какой отец не любит свою дочь? <…> Причины были таковы, что иначе поступить он не мог. Да, Зарема вела аморальный образ жизни, который не соответствует обычаям чеченского народа».

Рассмотрим внимательнее, о каком же аморальном поведении идет речь: «Свидетель Османов показал, что Зарема вела аморальный образ жизни: “Я знаю все и видел сам. Султан говорил ей, чтобы она надела платок. Может, ее глава республики увидит. Она ответила: “Пусть надевает тот, кто это говорит””. Вот. Пожалуйста. Взрослая женщина. 38 лет. Платок в нашем народе принято носить. Разве это было плохое замечание… А она не носила».

Итак, в 2013 году женщина убита в 38 лет своим отцом за отказ носить платок и другие подобные прегрешения. Прокурор требовал для обвиняемого 8 лет в колонии строгого режима. Адвокат утверждает, что это слишком суровое наказание для чеченца-дочереубийцы: «Отец, убивший дочь после того, как двадцать лет терпел оскорбления с ее стороны, аморальное поведение мусульманки-дочери, он в принципе не может отвечать по ст. 105 УК РФ. Эта статья не подходит чеченцам». Тимишев очень сожалеет, что «закон принимался в основном депутатами — представителями народов, которые не имели представления об убийстве в такой ситуации». Он подчеркивает, что чеченцы не могут «допустить, чтобы наши жены, сестры, дочери вели аморальный образ жизни». 

Дело Даурбекова — наглядный пример юридической практики в Чечне и других республиках Северного Кавказа в случае подобных преступлений. Мотивы чести в случае убийства дочери отцом, сестры братом, племянницы дядей не только не признаются отягчающим обстоятельством (каким, например, признана кровная месть согласно законам РФ), но по факту чаще всего трактуются в суде как, напротив, обстоятельство смягчающее.

Один из ярких примеров — дело жителя Ингушетии Магомедбашира Могушкова, который убил в феврале 2020 свою сестру Елизавету Евлоеву, нанеся ей несколько ударов ножом. Мотивом убийства послужило желание «смыть позор с семьи». Могушкова приговорили всего к двум годам ограничения свободы: суд посчитал, что убийство было совершено в состоянии аффекта. 

Исследователи полагают, что «в современной России абсолютное большинство случаев “убийств чести” остаются скрытыми». Причин на то несколько. Во-первых, чаще всего некому подавать заявление об убийстве, поскольку убийство совершается кем-то из близких родственников-мужчин при молчаливом соучастии всей семьи. Даже если кто-то из родственников, например мать девушки, и пыталась защитить свою дочь, то после уже свершившегося убийства она, скорее всего, будет горевать молча, чтобы не подставлять себя, других своих дочерей и всю семью.

Во-вторых, полицейские, как правило, и сами предпочитают не возбуждать и не расследовать такие дела, поскольку в полиции северокавказских республик нередко работают сторонники таких же представлений о мужской национальной чести. Поэтому они зачастую вполне лояльно относятся к поступкам убийц.

В результате достоверной статистики по убийствам чести на Северном Кавказе просто не существует. О многих преступлениях становится известно только на уровне слухов среди соседей, но официального подтверждения или опровержения они так никогда и не получают.

Помимо «убийств чести» в отношении женщин, в регионе совершается и много других семейных преступлений. И во многих случаях сотрудники правоохранительных органов не только помогают их скрыть (как в случае с убийствами), но и напрямую участвуют в их совершении. Одним из таких преступлений является принудительное возвращение в родную республику (по сути похищение) чеченских, дагестанских или ингушских женщин из других регионов страны, ранее сбежавших туда от своих родственников. Случай Седы Сулеймановой здесь далеко не единственный.

В Чечню насильно вернули с помощью полиции Луизу Дударкаеву (ее задержали в минском аэропорту при попытке улететь в Норвегию), Халимат Тарамову (полицейские силой забрали ее из убежища для женщин кризисной группы «Марем»), Селиму Исмаилову (ее задержали в Москве при попытке улететь в Германию, предлогом послужило заявление о якобы совершенной краже). Неоднократно возвращали родственникам Аминат Лорсанову (в итоге ей все-таки удалось бежать за границу). Родственникам удалось вернуть Луизу Назаеву, которая спустя две недели после возвращения умерла якобы от почечной недостаточности, а по информации правозащитников была задушена подушкой. Ее смерть не была расследована. Домой к родителям при помощи полиции возвращали и дагестанку Элину Ухманову (в результате третьего побега ей все же удалось покинуть границы России). Ингушка Фатима Зурабова была задержана полицией в Армении, но правозащитникам удалось предотвратить ее выдачу родственникам, которые грозились вернуть ее с помощью сфабрикованного дела о краже ювелирного изделия.

Примечательна история другой уроженки Ингушетии, Марины Яндиевой. В августе 2016 года она сбежала из дома, но ее подали в розыск как без вести пропавшую, нашли и вернули в семью силой. Несколько лет спустя, в октябре 2023 года, с помощью правозащитников из «СК SOS» ей удалось сбежать снова. Однако ее влиятельные родственники попытались ее вернуть с помощью угроз в адрес Магомеда Аламова, правозащитника из «Команды против пыток», который подвозил ее во время побега, но не был с ней связан и даже не знал ее историю. Чеченские силовики задержали его брата и отказывались отпускать, пока правозащитник не вернется в Чечню. А самого Аламова заставили звонить Марине и умолять ее вернуться, угрожая в случае ее невозвращения убить и его, и всю его семью, включая малолетних детей. Тем не менее девушка возвращаться отказалась. В конце концов угрозы в адрес Аламова и его семьи закончились, однако Яндиевы не приносили свои извинения и не говорили, что отказываются от своих слов. Полиция в дело так не и вмешалась, на заявления правозащитников и самой Марины реакции не было.

Другой громкий случай — побег в Грузию четверых сестер из Дагестана. Их задержали российские пограничники на КПП «Верхний Ларс» и не отпускали более 10 часов. Предлоги задержания назывались самые разные: якобы на девушках числятся долги, якобы они совершили кражу, якобы ими интересуется ФСБ. Вскоре на КПП приехали их родственники и требовали выдать девушек им. Но в итоге благодаря огласке в СМИ пограничники все же вынуждены были отпустить четверых совершеннолетних девушек в Грузию.

Политический контекст

В 2008 году в Чечне обнаружили одновременно семь трупов женщин. Глава республики Рамзан Кадыров прокомментировал это так: «По нашему обычаю, если гуляет, родные ее убивают». Однако спустя некоторое время он все-таки добавил, что «действия убийц не могут быть оправданы никакими традициями». На тот момент Кадыров еще вынужден был ориентироваться на Кремль в своих публичных высказываниях и действиях. Однако сейчас, спустя 16 лет, так называемый «человек Путина» все меньше и меньше на него оглядывается и однозначно проявляет все больше самостоятельности и даже откровенной дерзости.

7 ноября глава Чеченской Республики заявил, что «у поколения, которое не разговаривает и не думает на чеченском языке, нет будущего» — весьма смелое высказывание в стране, которая развязала войну против своего соседа в том числе под предлогом якобы притеснений русского языка и русскоязычных граждан.

31 декабря 2023 года Кадыров сказал, что «все, кто не согласен с нашим видением, пусть уезжают из республики». Он добавил, что того, кто «призывает что-то организовать в Чечне», надо требовать выдавать, «в каком бы государстве он ни находился», а если не получается, «значит, мы должны избавиться от него так, как мы можем». 

По данным некоторых источников Кадыров выразился на чеченском ещё более однозначно и прямо призвал своих приспешников следовать традиции кровной мести:«Как у нас всегда было заведено, у наших предков: если не находили виновника, долг кровной мести взимали с его отца или брата. Мы возьмем с них долг кровной мести. <…> Никто не откажется от родственника, пока мы не пристрелим кого-нибудь из их семьи».

Важно подчеркнуть, что своеволие и неподвластность Кремлю Рамзана Кадырова проявляются отнюдь не только в его публичных речах, но и в делах. К примеру, 23 марта 2024 года Кадыров не стал отменять торжественную церемонию в республиканском парламенте, посвященную дню Конституции Чечни, из-за всероссийского траура по погибшим в подмосковном «Крокусе». Более того, в своем выступлении он ни словом не упомянул погибших в результате теракта, зато сказал, что Чечня «состоялась как государство», не посчитав даже нужным добавить «в составе России». Собственно, нельзя не согласиться с тем, что подобное заявление во многом соответствует действительности.

Кадыровская Чечня и правда во многом приобрела черты отдельного государства, до поры до времени союзного, но неподконтрольного РФ. Более того, влияние Кадырова все больше распространяется и за пределы Чеченской Республики, о чем говорит, например, история с награждениями его сына Адама осенью 2023 года. Почетные награды мальчик получил не только в Чечне, но и в Татарстане, Карачаево-Черкесии и Кабардино-Балкарии. Следует напомнить, что награды и государственные должности пятнадцатилетний отпрыск клана Кадыровых стал получать после того, как стало публично известно о том, что он избил заключенного Никиту Журавеля, осужденного за сожжение Корана. Сам отец Адама прокомментировал это так: «За что наказывать? За то, что он агента, человека, который Коран сжег, избил? Хорошо, если бы он убил бы его».

В то же время нельзя сказать, что беззаконие в Чечне порождает хаос. Напротив, по сравнению со многими соседними республиками, например с Дагестаном, в Чеченской Республике очень упорядоченное, иерархичное, запуганное и подконтрольное общество. Бунт, подобный тому, который произошел 29 октября в махачкалинском аэропорту, здесь попросту невозможен. Просто потому, что, в отличие от дагестанцев, они поголовно заражены страхом. Как рассказывают туристы, бывавшие в Чечне, — там люди боятся дорогу в неправильном месте перейти, не то что против чего бы то ни было бунтовать.

После бунта в Махачкале Кадыров заявил, что в случае любого мятежа, если протестующие не отреагируют на предупредительные выстрелы в воздух, надо стрелять им в лоб. Он не шутил. И все в Республике это прекрасно понимают.

Осознают могущество «ставленника Кремля» и далеко за пределами Чечни. Историю похищения Седы Сулеймановой важно рассматривать именно в этом контексте. Это не только история про патриархальные пережитки прошлого, до сих пор сохраняющиеся в сознании многих жителей Чеченской Республики. Это также история про то, как государственные структуры внутри Чечни поддерживают эти пережитки. А власти РФ не только не препятствуют этому, но даже послушно сотрудничают с чеченскими должными лицами, помогая им найти и наказать «нарушителей».

Чечня фактически является неподконтрольной территорией для российского правительства — чем дальше, тем больше. И страдают от этого в первую очередь именно жители Чечни — силовики похищают, пытают и убивают далеко не только сбежавших чеченских женщин, но также геев и других ЛГБТ-людей, политических активистов, правозащитников и многих других. Потенциально в группе риска находится каждый житель Чеченской Республики. То, что вчера относилось к сфере частной жизни и не контролировалось, сегодня легко может стать поводом для преследования.

Единственное, что до поры до времени служило сдерживающим фактором для кадыровского режима, — это огласка. Властители Чечни предпочитали, чтобы обо всех пугающих деталях происходящего не знала широкая общественность за пределами республики. По этой причине публичность служила своеобразным оружием в руках правозащитников. Если та или иная история становилась слишком громкой (и не касалась при этом родственников Кадырова и его приближенных) можно было рассчитывать, что власти Чечни постараются ее замять.

Однако в последнее время мы видим, что и этот фактор перестает работать. Насилие становится все более демонстративным и публичным. Адам Кадыров, избивающий заключенного Никиту Журавеля на камеру и получающий за это многочисленные похвалы, награды и государственные должности, — лишь наиболее яркий, но далеко не единственный пример.

То же мы видим и в истории Седы Сулеймановой — несмотря на запредельный уровень огласки ее истории, официальная Чечня в течение полугода не считала нужным предпринимать никаких действий для успокоения общественности.

Впрочем, этот случай имеет и одну уникальную особенность. В отличие от большинства других дел о пропавших или убитых девушках на Северном Кавказе, здесь имеет место не просто очень большая огласка, но целенаправленная общественная кампания в ее защиту. Вероятно, это вызвано сочетанием нескольких факторов. С одной стороны, редкое совпадение, что у бежавшей девушки нашелся одновременно и жених, готовый ради нее принять ислам, и подруга, готовая ради нее выходить на нелегальные в России акции и общаться со СМИ. Еще одним фактором является все более очевидно назревающее в обществе противоречие. В России одновременно поощряются с разных сторон и русский, и чеченский радикальные национализмы. Русские нацисты, нисколько не стесняясь, открыто продают с аукциона «нож-ухорез» (орудие пытки над задержанным по обвинению в теракте в «Крокусе»), в то время как сторонники зеркально симметричных взглядов в Чечне, нисколько не стесняясь, пишут бесчисленные комментарии в интернете, оправдывающие необходимость убийств чести сохранением чистоты чеченской крови.

Все это не может не приводить к конфликтам. Провозглашаемая на официальном уровне политика дружбы народов никем уже не воспринимается всерьез и не способна никого успокоить. На этом фоне очевидно, что без радикальной трансформации всей политической системы в РФ бессмысленно надеяться на то, что количество преступлений против женщин в Чечне будет сокращаться. Тем не менее предавать максимальной огласке подобные случаи важно уже сейчас. Мировая огласка проблемы — это необходимый шаг на пути к ее решению в будущем.

Поделиться публикацией:

Война и сетевой контроль
Война и сетевой контроль
Домашняя линия фронта
Домашняя линия фронта

Подписка на «После»

Случай Седы: легализация преступлений против женщин в Чечне
Случай Седы: легализация преступлений против женщин в Чечне
Что происходит с женщинами в современной Чечне? Что такое «убийства чести» и почему их частота растет? Фем-активист Микаил Саркисян рассказывает о деле Седы Сулеймановой и его контексте

История Седы: хроника событий

23 августа 2023 года чеченка Седа Сулейманова была насильно вывезена полицией из своего дома в Санкт-Петербурге. В этом доме она жила со Станиславом Кудрявцевым, петербуржцем, за которого она планировала выйти замуж. Непосредственно задержали ее питерские полицейские, которые после передали Седу в руки своих чеченских коллег. Последние отдали ее родственникам в Чечню, от которых она ранее бежала, опасаясь преследования и расправы. 

Предлогом для задержания и этапирования в Чечню послужила якобы совершенная девушкой кража украшений на территории Чеченской Республики. Тем не менее, как только девушку доставили в Грозный, ей не дали даже встретиться с адвокатом и сразу передали ее в руки родственников, а заведенное на нее дело исчезло.

4 сентября уполномоченный по правам человека в Чеченской Республике Мансур Солтаев опубликовал видео, на котором он идет рядом с молчащей Сулеймановой, в качестве подтверждения того, что она жива и «находится в безопасности». С тех пор ни фото, ни видео с девушкой не публиковались и другие доказательства ее жизни ни широкой общественности, ни правозащитникам, ни ее жениху и близким друзьям не предоставлялись. В интернете стали распространяться слухи, что она убита своими родственниками-мужчинами — братьями и дядей.

В течение нескольких месяцев правозащитная организация «СК SOS» предпринимала попытки наладить контакт с семьей Седы Сулеймановой. Ее жених, Станислав Кудрявцев, хотел добиться от родственников девушки согласия на брак. Он принял ислам (ритуал был задокументирован на камеру), чтобы заключить брак согласно религиозным традициям. Однако семья наотрез отказывалась идти на контакт.

1 февраля 2024 года подруга Седы Лена Патяева вышла на одиночный пикет к зданию Прокуратуры в Санкт-Петербурге с плакатом «Жива ли Седа Сулейманова?». Она была задержана полицейскими якобы за нарушение антиковидных мер.

7 февраля «СК SOS» заявила со ссылкой на два своих источника в Чеченской Республике, что есть серьезные основания бояться, что Седу убили. Речь идет о так называемом «убийстве чести» — девушку могли убить за то, что она «опозорила» семью тем, что самостоятельно жила в Питере и планировала заключить брак с русским мужчиной Станиславом Кудрявцевым. После публикации данной информации близкими друзьями Седы Сулеймановой была организована общественная кампания с целью привлечь внимание к ее судьбе и требованием от официальных властей РФ провести расследование.

9 февраля депутат Заксобрания Санкт-Петербурга, член партии «Яблоко» Борис Вишневский обратился с официальным запросом о проверке в МВД по Чеченской Республике.

12 февраля «СК SOS» получили в ответ на обращения граждан отписку из прокуратуры о якобы добровольном возвращении Седы Сулеймановой в Чечню. 13 февраля они запустили новую кампанию по массовой отправке обращений в СК, прокуратуру и уполномоченной по правам человека в РФ Татьяне Москальковой с помощью онлайн-формы. На этот раз в обращениях уже была информация о предполагаемом убийстве Седы Сулеймановой и фактах, указывающих на это.

14 февраля член Совета по правам человека при президенте России Ева Меркачева обратилась к главе Следственного комитета Александру Бастрыкину и генпрокурору Игорю Краснову с просьбой проверить сведения о возможном убийстве С. Сулеймановой.

21 февраля глава СПЧ Валерий Фадеев после звонков журналистов из «Газеты.ru» и направленного на его имя письма с обращением от подруги Седы Лены Патяевой заявил, что СПЧ также займется делом.

8 марта Лена Патяева снова вышла на одиночный пикет к зданию Прокуратуры и снова  была задержана — на этот раз на 48 часов с составлением протокола о якобы организации «несогласованного массового мероприятия».

В рамках кампании по сбору обращений в официальные инстанции РФ через онлайн-форму «СК SOS» было в итоге получено более двух тысяч обращений. Недавно стало известно, что 25 марта этого года по их результатам все-таки было возбуждено дело об убийстве на основании «безвестного исчезновения» Седы Сулеймановой. Однако будет ли дело действительно расследоваться или же результаты, представленные общественности, будут лишь формальными, неизвестно. Как утверждает исследовательница нарушений прав женщин на Северном Кавказе Саида Сиражудинова, «насчет Седы Сулеймановой чеченское общество ничего не скажет: все считают это семейным делом. И никто из окружения не раскроет, что с ней произошло, расследования нет и не будет».

История Седы Сулеймановой — это характерный случай преступления против женщин в Чеченской Республике. Его стоит рассматривать в историческом и политическом контексте происходящего на Северном Кавказе в целом и конкретно в Чечне.

Исторический контекст: адаты, доисламские традиции и убийства чести

В какой именно момент «убийства чести» стали распространенной практикой на Северном Кавказе, сказать сложно, поскольку эта тема до сих пор остается крайне малоизученной. Достоверно известно, что как минимум единичные случаи подобных убийств женщин со стороны родственников мужского пола происходили уже в XIX веке. В XX веке речь идет уже явно не об единичных случаях, а о регулярном явлении. Вот как описывает это журналистка Полина Жеребцова, чьи детство и юность прошли в Чечне 80-х и начале 90-х: «В детстве я слышала, что почти в каждой семье горцев была такая история: где-то муж убил жену, где-то брат убил сестру, где-то дядя убил тетю». Сами убийцы и их сторонники в республиках Северного Кавказа, как правило, оправдывают свои действия ссылкой на древние традиции и адаты (обычаи), либо, несколько реже, — отсылкой к якобы существующим религиозным нормам. Также нередки случаи, когда комментаторы в интернете оправдывают убийства необходимостью заботиться о «чистоте чеченской крови».

Однако, как пишут авторы отчета «Убийства женщин по мотивам “чести” на Северном Кавказе», «анализ случаев “убийств чести” показывает, что в основе данных преступлений лежат не традиции, не обычаи (адаты) и не нормы шариата, а самоуправное и своевольное поддержание личных и родовых амбиций, подкрепляемых и подстрекаемых давлением общественного мнения, сплетнями, слухами и клеветой».

Несмотря на то, что «убийства чести» распространены во многих исламских странах, они совершенно однозначно противоречат нормам ислама. Как минимум потому, что в рамках этой религии убийства разрешены только в результате приговора по шариатскому суду, но не в результате самосуда, устроенного родственниками жертвы на основании недоказанных слухов. Но несмотря на очевидное противоречие исламу, все-таки практикующие убийства чести мужчины нередко оправдывают свои действия именно отсылкой к религии.

Исследователи предполагают, что зачастую непосредственная мотивация для совершения убийства — это уступка под давлением сложившегося общественного мнения. То есть конкретный отец или брат, вполне возможно, предпочел бы не убивать родную дочь или сестру, несмотря на свои представления о должном. Но более дальние родственники или соседи высказывают ему свое неодобрение, попрекают и травят до тех пор, пока он или другой член семьи не решается на убийство.

Вновь процитируем отчет «Убийства женщин по мотивам “чести” на Северном Кавказе»: «Это тот случай, когда сообщество ответственно за убийства человека — люди обсуждают, доносят, сплетничают, подстрекают и даже открыто толкают на преступление:

“Какой же ты мужик? Какой ты горец, если допускаешь такое поведение и до сих пор не убил ее!” — такие слова, полагают респонденты, пришлось слышать достаточно большому количеству мужчин, совершивших “убийство чести”». 

Каким образом мнение соседей, пресловутое «что люди скажут» может оказаться для мужчины важнее жизни близкой родственницы, со стороны понять сложно. Однако важно подчеркнуть, что подобная подверженность общественному мнению «своих» продолжает существовать и далеко за пределами родного села. Подобных же норм многие чеченцы продолжают придерживаться, живя в центральной части России или даже в Европе. «Одну женщину отыскали даже в Польше, и нам пришлось переправлять ее в другую страну, — рассказывает Светлана Ганнушкина. — Поэтому женщинам приходится менять имена, документы».

Подтверждает это и Полина Жеребцова: «Вычисляют по всему миру нарушивших традиции достаточно легко: в том же WhatsApp есть многотысячные группы выходцев из Чечни, Дагестана, Ингушетии, где охранители адатов создали масштабные агентурные грибницы. Кто-то из земляков проезжал мимо на машине, кто-то заметил в супермаркете: моментально сделали фото, сообщили, где и когда увидели тех, кого нужно наказать».

Можно предположить, что подобные ценности столь важны для некоторых представителей северокавказских народов в контексте националистических идей. Контроль за «своими» женщинами вообще часто используется как один из важных принципов в различных национализмах. А здесь контроль возведен в абсолют, вплоть до готовности к убийству, и противопоставлен бесконтрольным, «гулящим» женщинам других наций.

Какими бы ни были мотивации у убийц, факт остается фактом: «убийства чести» продолжают происходить на Северном Кавказе, и их число однозначно не снижается. Происходит это в том числе и потому, что такие убийства на российском Кавказе чаще всего остаются безнаказанными.

Юридический контекст

«Или он должен был мириться, что все смеются при виде него, проходят и не здороваются? Сейчас героем его никто не будет считать, это же рядовое дело. Убил свою дочь. Правильно сделал и все», — в этой цитате поражает даже не столько ее кровожадность, сколько ее авторство.

Эти слова принадлежат чеченскому адвокату Ильясу Тимишеву. Он произнес их в разговоре с журналистами «Медиазоны», объясняя позицию по поводу поступка своего подзащитного Султана Даурбекова, задушившего свою дочь Зарему в 2013 году. Тимишев открыто признается: «Была бы моя воля, вообще бы не было наказания». Он сочувствует убийце и полностью оправдывает его поступок, поскольку «его уже и мужчиной не считали».

Конечно, мнение адвоката как частного лица, казалось бы, не имеет особенного значения в правовом поле. Посмотрим, однако, какими словами Тимишев защищал обвиняемого на процессе: «Дело в том, что Даурбеков не лишал свою дочь жизни, он ее не убивал. Надо говорить так: он увел ее из жизни, чтобы она не позорила саму себя, своего отца и всех близких родственников».

Иными словами, Тимишев открыто утверждает, что Даурбеков как отец имел право на жизнь и смерть своей дочери, более того, якобы он ее даже любил: «Какой отец не любит свою дочь? <…> Причины были таковы, что иначе поступить он не мог. Да, Зарема вела аморальный образ жизни, который не соответствует обычаям чеченского народа».

Рассмотрим внимательнее, о каком же аморальном поведении идет речь: «Свидетель Османов показал, что Зарема вела аморальный образ жизни: “Я знаю все и видел сам. Султан говорил ей, чтобы она надела платок. Может, ее глава республики увидит. Она ответила: “Пусть надевает тот, кто это говорит””. Вот. Пожалуйста. Взрослая женщина. 38 лет. Платок в нашем народе принято носить. Разве это было плохое замечание… А она не носила».

Итак, в 2013 году женщина убита в 38 лет своим отцом за отказ носить платок и другие подобные прегрешения. Прокурор требовал для обвиняемого 8 лет в колонии строгого режима. Адвокат утверждает, что это слишком суровое наказание для чеченца-дочереубийцы: «Отец, убивший дочь после того, как двадцать лет терпел оскорбления с ее стороны, аморальное поведение мусульманки-дочери, он в принципе не может отвечать по ст. 105 УК РФ. Эта статья не подходит чеченцам». Тимишев очень сожалеет, что «закон принимался в основном депутатами — представителями народов, которые не имели представления об убийстве в такой ситуации». Он подчеркивает, что чеченцы не могут «допустить, чтобы наши жены, сестры, дочери вели аморальный образ жизни». 

Дело Даурбекова — наглядный пример юридической практики в Чечне и других республиках Северного Кавказа в случае подобных преступлений. Мотивы чести в случае убийства дочери отцом, сестры братом, племянницы дядей не только не признаются отягчающим обстоятельством (каким, например, признана кровная месть согласно законам РФ), но по факту чаще всего трактуются в суде как, напротив, обстоятельство смягчающее.

Один из ярких примеров — дело жителя Ингушетии Магомедбашира Могушкова, который убил в феврале 2020 свою сестру Елизавету Евлоеву, нанеся ей несколько ударов ножом. Мотивом убийства послужило желание «смыть позор с семьи». Могушкова приговорили всего к двум годам ограничения свободы: суд посчитал, что убийство было совершено в состоянии аффекта. 

Исследователи полагают, что «в современной России абсолютное большинство случаев “убийств чести” остаются скрытыми». Причин на то несколько. Во-первых, чаще всего некому подавать заявление об убийстве, поскольку убийство совершается кем-то из близких родственников-мужчин при молчаливом соучастии всей семьи. Даже если кто-то из родственников, например мать девушки, и пыталась защитить свою дочь, то после уже свершившегося убийства она, скорее всего, будет горевать молча, чтобы не подставлять себя, других своих дочерей и всю семью.

Во-вторых, полицейские, как правило, и сами предпочитают не возбуждать и не расследовать такие дела, поскольку в полиции северокавказских республик нередко работают сторонники таких же представлений о мужской национальной чести. Поэтому они зачастую вполне лояльно относятся к поступкам убийц.

В результате достоверной статистики по убийствам чести на Северном Кавказе просто не существует. О многих преступлениях становится известно только на уровне слухов среди соседей, но официального подтверждения или опровержения они так никогда и не получают.

Помимо «убийств чести» в отношении женщин, в регионе совершается и много других семейных преступлений. И во многих случаях сотрудники правоохранительных органов не только помогают их скрыть (как в случае с убийствами), но и напрямую участвуют в их совершении. Одним из таких преступлений является принудительное возвращение в родную республику (по сути похищение) чеченских, дагестанских или ингушских женщин из других регионов страны, ранее сбежавших туда от своих родственников. Случай Седы Сулеймановой здесь далеко не единственный.

В Чечню насильно вернули с помощью полиции Луизу Дударкаеву (ее задержали в минском аэропорту при попытке улететь в Норвегию), Халимат Тарамову (полицейские силой забрали ее из убежища для женщин кризисной группы «Марем»), Селиму Исмаилову (ее задержали в Москве при попытке улететь в Германию, предлогом послужило заявление о якобы совершенной краже). Неоднократно возвращали родственникам Аминат Лорсанову (в итоге ей все-таки удалось бежать за границу). Родственникам удалось вернуть Луизу Назаеву, которая спустя две недели после возвращения умерла якобы от почечной недостаточности, а по информации правозащитников была задушена подушкой. Ее смерть не была расследована. Домой к родителям при помощи полиции возвращали и дагестанку Элину Ухманову (в результате третьего побега ей все же удалось покинуть границы России). Ингушка Фатима Зурабова была задержана полицией в Армении, но правозащитникам удалось предотвратить ее выдачу родственникам, которые грозились вернуть ее с помощью сфабрикованного дела о краже ювелирного изделия.

Примечательна история другой уроженки Ингушетии, Марины Яндиевой. В августе 2016 года она сбежала из дома, но ее подали в розыск как без вести пропавшую, нашли и вернули в семью силой. Несколько лет спустя, в октябре 2023 года, с помощью правозащитников из «СК SOS» ей удалось сбежать снова. Однако ее влиятельные родственники попытались ее вернуть с помощью угроз в адрес Магомеда Аламова, правозащитника из «Команды против пыток», который подвозил ее во время побега, но не был с ней связан и даже не знал ее историю. Чеченские силовики задержали его брата и отказывались отпускать, пока правозащитник не вернется в Чечню. А самого Аламова заставили звонить Марине и умолять ее вернуться, угрожая в случае ее невозвращения убить и его, и всю его семью, включая малолетних детей. Тем не менее девушка возвращаться отказалась. В конце концов угрозы в адрес Аламова и его семьи закончились, однако Яндиевы не приносили свои извинения и не говорили, что отказываются от своих слов. Полиция в дело так не и вмешалась, на заявления правозащитников и самой Марины реакции не было.

Другой громкий случай — побег в Грузию четверых сестер из Дагестана. Их задержали российские пограничники на КПП «Верхний Ларс» и не отпускали более 10 часов. Предлоги задержания назывались самые разные: якобы на девушках числятся долги, якобы они совершили кражу, якобы ими интересуется ФСБ. Вскоре на КПП приехали их родственники и требовали выдать девушек им. Но в итоге благодаря огласке в СМИ пограничники все же вынуждены были отпустить четверых совершеннолетних девушек в Грузию.

Политический контекст

В 2008 году в Чечне обнаружили одновременно семь трупов женщин. Глава республики Рамзан Кадыров прокомментировал это так: «По нашему обычаю, если гуляет, родные ее убивают». Однако спустя некоторое время он все-таки добавил, что «действия убийц не могут быть оправданы никакими традициями». На тот момент Кадыров еще вынужден был ориентироваться на Кремль в своих публичных высказываниях и действиях. Однако сейчас, спустя 16 лет, так называемый «человек Путина» все меньше и меньше на него оглядывается и однозначно проявляет все больше самостоятельности и даже откровенной дерзости.

7 ноября глава Чеченской Республики заявил, что «у поколения, которое не разговаривает и не думает на чеченском языке, нет будущего» — весьма смелое высказывание в стране, которая развязала войну против своего соседа в том числе под предлогом якобы притеснений русского языка и русскоязычных граждан.

31 декабря 2023 года Кадыров сказал, что «все, кто не согласен с нашим видением, пусть уезжают из республики». Он добавил, что того, кто «призывает что-то организовать в Чечне», надо требовать выдавать, «в каком бы государстве он ни находился», а если не получается, «значит, мы должны избавиться от него так, как мы можем». 

По данным некоторых источников Кадыров выразился на чеченском ещё более однозначно и прямо призвал своих приспешников следовать традиции кровной мести:«Как у нас всегда было заведено, у наших предков: если не находили виновника, долг кровной мести взимали с его отца или брата. Мы возьмем с них долг кровной мести. <…> Никто не откажется от родственника, пока мы не пристрелим кого-нибудь из их семьи».

Важно подчеркнуть, что своеволие и неподвластность Кремлю Рамзана Кадырова проявляются отнюдь не только в его публичных речах, но и в делах. К примеру, 23 марта 2024 года Кадыров не стал отменять торжественную церемонию в республиканском парламенте, посвященную дню Конституции Чечни, из-за всероссийского траура по погибшим в подмосковном «Крокусе». Более того, в своем выступлении он ни словом не упомянул погибших в результате теракта, зато сказал, что Чечня «состоялась как государство», не посчитав даже нужным добавить «в составе России». Собственно, нельзя не согласиться с тем, что подобное заявление во многом соответствует действительности.

Кадыровская Чечня и правда во многом приобрела черты отдельного государства, до поры до времени союзного, но неподконтрольного РФ. Более того, влияние Кадырова все больше распространяется и за пределы Чеченской Республики, о чем говорит, например, история с награждениями его сына Адама осенью 2023 года. Почетные награды мальчик получил не только в Чечне, но и в Татарстане, Карачаево-Черкесии и Кабардино-Балкарии. Следует напомнить, что награды и государственные должности пятнадцатилетний отпрыск клана Кадыровых стал получать после того, как стало публично известно о том, что он избил заключенного Никиту Журавеля, осужденного за сожжение Корана. Сам отец Адама прокомментировал это так: «За что наказывать? За то, что он агента, человека, который Коран сжег, избил? Хорошо, если бы он убил бы его».

В то же время нельзя сказать, что беззаконие в Чечне порождает хаос. Напротив, по сравнению со многими соседними республиками, например с Дагестаном, в Чеченской Республике очень упорядоченное, иерархичное, запуганное и подконтрольное общество. Бунт, подобный тому, который произошел 29 октября в махачкалинском аэропорту, здесь попросту невозможен. Просто потому, что, в отличие от дагестанцев, они поголовно заражены страхом. Как рассказывают туристы, бывавшие в Чечне, — там люди боятся дорогу в неправильном месте перейти, не то что против чего бы то ни было бунтовать.

После бунта в Махачкале Кадыров заявил, что в случае любого мятежа, если протестующие не отреагируют на предупредительные выстрелы в воздух, надо стрелять им в лоб. Он не шутил. И все в Республике это прекрасно понимают.

Осознают могущество «ставленника Кремля» и далеко за пределами Чечни. Историю похищения Седы Сулеймановой важно рассматривать именно в этом контексте. Это не только история про патриархальные пережитки прошлого, до сих пор сохраняющиеся в сознании многих жителей Чеченской Республики. Это также история про то, как государственные структуры внутри Чечни поддерживают эти пережитки. А власти РФ не только не препятствуют этому, но даже послушно сотрудничают с чеченскими должными лицами, помогая им найти и наказать «нарушителей».

Чечня фактически является неподконтрольной территорией для российского правительства — чем дальше, тем больше. И страдают от этого в первую очередь именно жители Чечни — силовики похищают, пытают и убивают далеко не только сбежавших чеченских женщин, но также геев и других ЛГБТ-людей, политических активистов, правозащитников и многих других. Потенциально в группе риска находится каждый житель Чеченской Республики. То, что вчера относилось к сфере частной жизни и не контролировалось, сегодня легко может стать поводом для преследования.

Единственное, что до поры до времени служило сдерживающим фактором для кадыровского режима, — это огласка. Властители Чечни предпочитали, чтобы обо всех пугающих деталях происходящего не знала широкая общественность за пределами республики. По этой причине публичность служила своеобразным оружием в руках правозащитников. Если та или иная история становилась слишком громкой (и не касалась при этом родственников Кадырова и его приближенных) можно было рассчитывать, что власти Чечни постараются ее замять.

Однако в последнее время мы видим, что и этот фактор перестает работать. Насилие становится все более демонстративным и публичным. Адам Кадыров, избивающий заключенного Никиту Журавеля на камеру и получающий за это многочисленные похвалы, награды и государственные должности, — лишь наиболее яркий, но далеко не единственный пример.

То же мы видим и в истории Седы Сулеймановой — несмотря на запредельный уровень огласки ее истории, официальная Чечня в течение полугода не считала нужным предпринимать никаких действий для успокоения общественности.

Впрочем, этот случай имеет и одну уникальную особенность. В отличие от большинства других дел о пропавших или убитых девушках на Северном Кавказе, здесь имеет место не просто очень большая огласка, но целенаправленная общественная кампания в ее защиту. Вероятно, это вызвано сочетанием нескольких факторов. С одной стороны, редкое совпадение, что у бежавшей девушки нашелся одновременно и жених, готовый ради нее принять ислам, и подруга, готовая ради нее выходить на нелегальные в России акции и общаться со СМИ. Еще одним фактором является все более очевидно назревающее в обществе противоречие. В России одновременно поощряются с разных сторон и русский, и чеченский радикальные национализмы. Русские нацисты, нисколько не стесняясь, открыто продают с аукциона «нож-ухорез» (орудие пытки над задержанным по обвинению в теракте в «Крокусе»), в то время как сторонники зеркально симметричных взглядов в Чечне, нисколько не стесняясь, пишут бесчисленные комментарии в интернете, оправдывающие необходимость убийств чести сохранением чистоты чеченской крови.

Все это не может не приводить к конфликтам. Провозглашаемая на официальном уровне политика дружбы народов никем уже не воспринимается всерьез и не способна никого успокоить. На этом фоне очевидно, что без радикальной трансформации всей политической системы в РФ бессмысленно надеяться на то, что количество преступлений против женщин в Чечне будет сокращаться. Тем не менее предавать максимальной огласке подобные случаи важно уже сейчас. Мировая огласка проблемы — это необходимый шаг на пути к ее решению в будущем.

Рекомендованные публикации

Война и сетевой контроль
Война и сетевой контроль
Домашняя линия фронта
Домашняя линия фронта
«Двигаться вперед, развивая широкие сети»
«Двигаться вперед, развивая широкие сети»
ЖКХ в воюющей России
ЖКХ в воюющей России
Трансгендерные люди в военной России 
Трансгендерные люди в военной России 

Поделиться публикацией: