Труд не освобождает
Труд не освобождает
Что стоит за идеей исправительных работ? Как устроен тюремный труд и кого он обогащает? Катя Александрова и журнал moloko plus обращаются к важным эпизодам из истории принудительных работ

В стеклянной витрине в главном холле Университетского колледжа Лондона сидит одетое в костюм чучело с восковой головой. На ней — соломенная шляпа с широкими полями. Руки — в перчатках, чтобы скрыть кости. Между ног зажата деревянная трость.

Это Иеремия Бéнтам, чья настоящая голова сгнила, поэтому ее держат отдельно. В 1970-е один из студентов колледжа украл ее и потребовал выкуп в 100 фунтов. Колледж согласился выплатить десять. Голову вернули.

Бентам — английский философ, правовед и создатель проекта идеальной тюрьмы, также известной как паноптикон. Сохранился чертеж сооружения: цилиндрическое здание разделено стеклянными перегородками на камеры, которые просматриваются насквозь. В центре — башня. В ней сидит скрытый от глаз заключенных надзиратель. Заключенные всегда на виду и не могут предугадать, в какой именно момент за ними наблюдают. Ведь возможно, надзирателя в башне вовсе и нет.

Ощущение постоянного контроля должно подчинить волю заключенных. Тогда их можно перевоспитать. Идеи Бентама оказали серьезное влияние на французского философа Мишеля Фуко. В своей книге «Надзирать и наказывать» — монументальном трактате о тюрьме как высшем выражении власти — он использует паноптикон как иллюстрацию функционирования властных структур: они одновременно на виду и недоступны для проверки.

В той же книге Фуко приводит цитату реформатора прусской пенитенциарной системы Николауса Генриха Юлиуса: «Заключенный, который пришел в тюрьму уверенным лишь в собственном внезаконии и влекомым к погибели разнообразными порока­ми, понемногу настолько привыкает к работе и приносимым ею радостям, что можно не бояться его столкновения с соблазнами, подстерегающими его, когда он наконец вновь обретет свободу».

Мыслители расходились во мнениях насчет тюремного труда. Одни считали его наказанием. Другие, напротив, видели в труде «смягчение наказания» и возможность для заключенного обучиться ремеслу, чтобы после освобождения содержать себя и семью. Те, кто считал лень и праздность причиной преступлений, заявляли, что тюремный труд превращает лодырей-преступников в достойных членов общества.

Производительность такого труда низка и не приносит серьезных экономических плодов. Но это и не является целью. Труд — это способ сделать из человека механизм, который работает по правилам. Французский политик Леон Фоше писал: «Работа должна быть религией тюрем. Обществу-машине требуются чисто механические средства преобразования».

У тюрьмы несколько целей: порицание, изоляция, предотвращение рецидивов, наказание и реабилитация. Принудительные работы — это и наказание, и попытка исправления, и своего рода контрибуция, которую преступник платит обществу. Но зачастую тюремный труд — это простая пытка, бесцельная, бессмысленная, беспощадная.

Художественная перековка

«Суровый, но полезный труд — вот с чем обращается рабочий класс к своему врагу. Он показывает и доказывает преступнику, что для того, чтобы жить, он обязан стать другим, и что этого можно достигнуть, перековываясь в труде на пользу всей страны».

Так звучит один из абзацев книги 1934 года «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина» — коллективного труда 36 советских писателей, воспевающего труд заключенных при строительстве Беломорканала. Автором одной из глав был Дмитрий Петрович Святополк-Мирский — литературовед и человек удивительной судьбы.

Сын министра внутренних дел Российской империи, он дружил с Кузминым и Гумилевым, Ахматовой и Мандельштамом. Во время Гражданской войны сражался на стороне белых и даже недолгое время был начальником одной из дивизий Добровольческой армии. В 1920-м эмигрировал и 11 лет жил в Лондоне, где сначала увлекся евразийством, а затем — марксизмом, после чего вступил в британскую компартию. В 1932 году бывший князь, потомок Екатерины II и знаток русской литературы вернулся в Советский Союз — если можно назвать возвращением переезд в совершенно новое государство.

Уже летом следующего года Святополк-Мирский вместе с сотней других советских писателей сел на пароход, шедший на Беломорско-Балтийский канал имени Сталина, чтобы пообщаться там с «каналоармейцами». Это общение происходило под чутким контролем ОГПУ [специальный орган госбезопасности СССР — moloko plus] и только через корабельные поручни. Перед поездкой для многочисленных литературных деятелей был устроен прием в ленинградской гостинице «Астория». Гостей угощали икрой, коньяком и шоколадом. В том же 1933 году от голода умерли несколько миллионов советских граждан. Среди них — 10% строителей Беломорканала (и это только по официальным оценкам). 

Беломорканал стал первой из «великих строек», на которой работали только заключенные. Более ста тысяч арестантов Белбалтлага, входившего в систему ГУЛАГ, трудились в приполярных областях без необходимых технических средств и в условиях дефицита материалов: например, шлюзовые ворота тогда впервые в истории делались из дерева, а не металла. 

Сталину названный в честь него канал не понравился: тот получился узким и мелким — его глубина на тот момент составляла всего три с половиной метра. По свидетельствам современников, вождь народов окрестил канал «бессмысленным и никому не нужным».

Согласно официальным данным, при строительстве «никому не нужного» Беломорканала погибли более 12 тысяч заключенных. Некоторые историки считают, что настоящее число погибших превышает 80 тысяч.

Вышедшая после поездки Мирского книга воспевала товарища Сталина, чекистов и перекованных зэков — словом «перековка» называли процесс превращения воров, вредителей и контрреволюционеров в достойных советских граждан при помощи обязательного труда. «Идея Беломорстроя — глубоко социалистическая идея. В труд заключенного вливается могучая политическая осмысленность: не обслуживай свое заключение, а помогай строить такое общество, где не будет преступности», — писали авторы. 

Спустя несколько лет они сами превратились во вредителей, контрреволюционеров и шпионов. Практически весь тираж книги уничтожили. Советский Союз сбросил литераторов со своего корабля.

Святополк-Мирского тоже обвинили в шпионаже и репрессировали. Он получил восемь лет исправительно-трудовых работ. Впрочем, перековка ему не грозила: с началом Большого террора это понятие постепенно исчезло из риторики властей. Врагов народа больше не надо было перевоспитывать — было достаточно ликвидации. В 1939-м Берия постановил этапировать Мирского в Москву для доследования, но того уже несколько месяцев не было в живых — он умер в одном из лагерей под Магаданом.

Всего, по оценкам признанного иностранным агентом «Международного Мемориала», за время существования советской власти под арестом по различным политическим обвинениям оказались от 4,7 до 5 миллионов человек. Около миллиона из них расстреляли.

В 2023 году Беломорканалу исполнится 90 лет. За это время он пережил войну, капитальный ремонт и распад Советского Союза. Новой России канал оказался почти не нужен: суда по нему ходят редко. Из-за растущей сети автомобильных и железных дорог грандиозное инженерное сооружение стало нерентабельным. У большинства россиян слово «Беломорканал» сегодня ассоциируется не с перековкой уголовников, а с папиросами.

Простые движения

«Тренажер, который приближает тебя к мечтам» — так описывает свои беговые дорожки компания Peloton. «Бег для меня — высшее проявление свободы», — с сильным британским акцентом говорит инструктор в ее рекламе.

Согласно данным Google Trends, количество людей, которые искали в интернете слово treadmill [беговая дорожка — moloko plus], значительно увеличилось с января 2020 года — то есть с тех пор, как мир отправился на карантин. Из-за пандемии утренние пробежки заменил бег на месте, а популярность беговых дорожек резко возросла. 

Но слово treadmill не всегда означало модное устройство для кардиотренировок. Изначально treadmill — пыточный инструмент, который применялся в тюрьмах Британской империи. В русском языке оно известно как ступальное колесо. С его помощью можно молоть зерно или качать воду. Но этот вид наказания изначально задумывался как разновидность сизифова труда: заключенные мололи воздух. Только спустя какое-то время устройство начали использовать, чтобы производить что-то кроме крови и пота.

Викторианские беговые дорожки выглядели так: огромное обитое железом колесо, чем-то напоминающее крутящиеся беговые цилиндры на советских детских площадках. В него вбиты ступеньки, а деревянные стенки делят его на двадцать отсеков. В каждом отсеке в абсолютной тишине по ступенькам идет заключенный. Он видит перед собой только стену. Так он шагает десять часов, снова и снова поднимаясь по ступеням под пристальным взглядом надзирателя. Если у него больное сердце, то вполне возможно, что он умрет на колесе.

Ступальным колесом инженерные изобретения британских тюремщиков не ограничивались. На гравюре 1851 года аккуратно прорисованный заключенный стоит на доске. На этой же доске установлена колонна, которую венчает деревянный ящик с ручкой. Заключенный крутит ее двумя руками, глядя в зарешеченное окошко своей камеры. Это кривошипная машина. Под крышкой ящика — четыре черпака, которые заключенный должен с усилием провернуть через насыпанный внутрь песок. В течение шести часов рабочего дня ему нужно повернуть ручку 14 тысяч раз. На каждый поворот должно уходить полторы секунды. Надзиратель мог специально затянуть винт, чтобы прокручивать ручку было сложнее. Эта работа была абсолютно бессмысленной.

Целью такого наказания было предотвращение рецидивов: считалось, что после этого человек больше никогда не захочет вновь оказаться в тюрьме. К тому же в результате тюремной реформы в местах заключения стали предоставлять и еду, и обустроенное спальное место. Раньше продукты и одеяла должны были приносить родственники. Чтобы исключить возможность того, что бедняки начнут специально совершать преступления, чтобы получить в тюрьме кров и пищу, необходимо было компенсировать удобства мучением.

Одной из жертв ступального колеса стал Оскар Уайльд: осужденный за «грубую непристойность» [фактически за гомосексуальность — moloko plus], он работал на нем в Пентонвильской тюрьме. Так и не оправившись от тюремных условий, он умер через три года после освобождения в возрасте 46 лет.

Потому что ты черный

«Ни рабство, ни принудительный труд, кроме как наказание за преступление, за совершение которого сторона должна быть должным образом осуждена, не должны существовать в Соединенных Штатах или в любом другом месте, находящемся под их юрисдикцией» — гласит тринадцатая поправка к Конституции США, принятая в 1865 году. 

После отмены рабства «наказание за преступление» стало лазейкой для недавних рабовладельцев. Бесплатная — и в основном темнокожая — рабочая сила никуда не исчезла. Она просто обросла другими институтами.

«Черные кодексы», принятые во многих южных штатах, существенно ограничивали в правах темнокожее население, расширив список поступков, за которые бывшие рабы могли попасть в тюрьму. Так, они не могли сами выбирать работодателя, свободно перемещаться по стране (некоторые северные штаты запрещали въезд темнокожим и мулатам, чтобы избежать трудовой конкуренции), владеть землей или арендовать ее, носить оружие, вступать в смешанные браки, голосовать и избираться.

Бродяжничество и тунеядство оказались вне закона. В тюрьму можно было угодить за ходьбу по газону, громкий разговор при белых женщинах или плевок на тротуар. Тех, кто не мог выплатить штраф, отправляли на принудительные работы, плата за которые шла в счет штрафа. Человека могли приговорить к месяцу принудительных работ и заставить оплатить работу шерифа и судебного секретаря. Так как выплатить эти суммы осужденный не мог, ему выносили новый приговор — и месяц превращался в год.

Однако в таких условиях государству приходилось тратить деньги, чтобы предоставить возросшему населению тюрем жилье и еду. Вскоре нашелся способ сделать тюремный труд максимально выгодным и для государства, и для частных компаний: аренда заключенных. Теперь те добывали каучук, строили дороги, валили лес и работали на сахарных плантациях. 

Арендаторами были как обычные фермеры, так и крупные угольные, железнодорожные, сталелитейные компании. Они должны были кормить, одевать, лечить заключенных и предоставлять им жилье, а также платить ренту государству — в обмен они получали бесплатную рабочую силу, чьи права не были никем защищены. Много средств на содержание работников не выделяли: те жили в бараках, пили грязную воду, страдали от туберкулеза и малярии. Один из десяти арендованных заключенных умирал во время работы.

После введения этой системы в южных штатах практически перестали строить тюрьмы.

В 1890-е в штате Теннесси произошло вооруженное восстание шахтеров — его назвали «войной в Коул-Крик». Рабочие требовали зарплату наличными, а не купонами, и своего представителя. Tennessee Coal, Iron and Railroad Company (TCI), владевшая шахтами, не стала выполнять эти требования. Она остановила работу одной из шахт и поставила перед рабочими условие: они должны были подписать контракт, запрещавший им вступать в профсоюзы. Рабочие отказались.

Спустя несколько месяцев шахта открылась, но уже без своих работников. На их место взяли осужденных, которых тюрьмы Теннесси сдали компании в аренду. Правительство штата тоже не поддержало шахтеров: губернатор Джон П. Бьюкенен просто послал в Коул-Крик ополчение штата.

Шахтеры взялись за оружие. Полтора года две тысячи рабочих сражались с ополченцами, сжигали тюремные постройки и выпускали сотни заключенных, освобождая их от обязательных работ. Шахтеры выдавали им еду и обычную одежду, наставляли больше не нарушать закон, сажали на поезда и отправляли обратно в город Ноксвилл, откуда те прибыли.

Больше 500 протестующих были арестованы, 27 убиты. Война в Коул-Крик стала частью американского фольклора, в частности протестной музыки Аппалачей. «Продажный Бьюкенен привел сюда заключенных, чтобы угодить богатым, а у шахтера забрать кусок хлеба» — поется в одной из местных песен.

Несмотря на поражение шахтеров, в 1896 году именно благодаря войне в Коул-Крик Теннесси стал одним из первых южных штатов, отменивших практику аренды заключенных. А вот граничащая с ним Алабама отменила аренду осужденных последней — тут она была официально запрещена только в 1928-м. 

Тюремное население штата с 1869 по 1919 год выросло в шесть с половиной раз. В конце XIX века 73% годового дохода штата было получено благодаря сдаче заключенных в аренду частным компаниям; 85% этих заключенных были темнокожими. Одной из таких компаний была та самая Tennessee Coal, Iron and Railroad Company, которая перенесла бóльшую часть своей деятельности из Теннесси в Алабаму.

В 1911 году 125 арендованных заключенных погибли при взрыве в алабамской шахте Бэннер, принадлежавшей TCI. Белыми были только пятеро. Сразу после похорон погибших на разбор завалов привезли новых заключенных.

Только после этой аварии губернатор Алабамы принял закон, утверждавший правила безопасности в угольных шахтах.

I’m lovin’ it

Темный экран. Тревожная музыка. С громким щелчком включается лампа. В контровом свете появляется мужская фигура. Лицо мужчины высвечивается: загорелое, с нахмуренными густыми бровями и мелкими морщинками. В руках он держит маленький пузырек. «Это крэк, — говорит он мягким голосом. — Он может убить тебя. И если стоит умереть за что-то, то уж точно не за это». Пузырек снимают крупным планом. Под ним крупная надпись: «Даже не пробуй». 

Рядом с мужчиной появляется пожилая женщина с аккуратной укладкой. Золотые серьги, колье, пуговицы. Отутюженный воротник элегантного пиджака.

«Удовольствие может убить, — говорит она с акцентом на слове «может». — Скажи „нет” наркотикам и скажи „да” жизни».

Этот мужчина — звезда вестернов Клинт Иствуд. Эта женщина — Нэнси Рейган, в тот момент первая леди США. Это видео — часть социальной кампании «Просто скажи нет». 

Кампания началась с выступления Рейган в одной из начальных школ Окленда, Калифорния в 1982 году. Маленькая ученица спросила первую леди США, что делать, если кто-то предложит ей наркотики. «Просто скажи нет», — ответила Рейган.

После этого антинаркотическая кампания под лозунгом Just Say No стала общегосударственной. В рамках «войны с наркотиками» наказания за хранение и распространение нелегальных веществ в стране стали жестче, а число заключенных резко выросло.

Согласно данным на начало 2022 года, США занимают первое место в мире по количеству заключенных: 25% сидящих в тюрьмах по всему миру находятся в Штатах, притом что 86% американских заключенных осуждены за ненасильственные преступления — прямо как во времена Черных кодексов. Большинство — как раз за наркотики. По состоянию на 2021 год количество таких заключенных составило более 46% от всего тюремного населения США. 

За 35 лет, последовавших за речью Нэнси Рейган в 1982-м, число американских арестантов увеличилось в 3,5 раза. Этот рост выгоден и государству, и корпорациям, и даже самим тюрьмам. В договорах многих частных тюрем с властями прописано, что их камеры должны быть заполнены (в одних штатах на 70%, в других — на 100%), иначе придется платить за пустые нары. Те, кто занимает эти камеры, сегодня уже не гибнут в шахтах, но продолжают трудиться ради своего освобождения: переводят учебники в систему Брайля, производят военную форму и оружие, строят мебель для студенческих общежитий, шьют матрасы, выращивают кукурузу, тушат пожары, делают электронику для Министерства обороны. В тюрьме, где содержался Чарльз Мэнсон, мастерят безделушки для тюремной сувенирной лавки, а в Мичигане руками заключенных сделаны все автомобильные номера. 

Как и в России, в Штатах человеку могут позвонить из тюрьмы и представиться службой поддержки — вот только в США это полностью легально: в некоторых тюрьмах есть кол-центры, где осужденные принимают звонки от лица как тюрьмы, так и частных компаний. Майкл Блумберг, владелец информагентства Bloomberg и бывший мэр Нью-Йорка, использовал такие кол-центры во время своей предвыборной кампании, когда баллотировался в президенты США в 2019 году — заключенные обзванивали его потенциальных избирателей.

Труд заключенных используют не только неприлично богатые люди, но и корпорации, среди которых McDonald’s, IBM, Boeing, Intel, Victoria’s Secret, Starbucks, Microsoft, Nike и Honda. 

Несмотря на то что сегодня арестанты не умирают на великих стройках и ступальных колесах, справедливее тюремная система не стала. Американские заключенные получают всего 5% от многомиллионного дохода, который приносит их труд. В Алабаме, Техасе, Арканзасе и Джорджии они не получают ничего. Женщинам-заключенным в Колорадо приходится копить заработок две недели, чтобы купить пачку тампонов. Несмотря на ежедневную работу в небезопасных условиях, они выходят из тюрьмы без гроша в кармане. Те, кто за тюремными стенами шьет форму для работников McDonald’s, получают еще меньше, чем те, кто кричит «Свободная касса!». 

Статья впервые опубликована в альманахе moloko plus «Тюрьма».

Поделиться публикацией:

Война и сетевой контроль
Война и сетевой контроль
Домашняя линия фронта
Домашняя линия фронта

Подписка на «После»

Труд не освобождает
Труд не освобождает
Что стоит за идеей исправительных работ? Как устроен тюремный труд и кого он обогащает? Катя Александрова и журнал moloko plus обращаются к важным эпизодам из истории принудительных работ

В стеклянной витрине в главном холле Университетского колледжа Лондона сидит одетое в костюм чучело с восковой головой. На ней — соломенная шляпа с широкими полями. Руки — в перчатках, чтобы скрыть кости. Между ног зажата деревянная трость.

Это Иеремия Бéнтам, чья настоящая голова сгнила, поэтому ее держат отдельно. В 1970-е один из студентов колледжа украл ее и потребовал выкуп в 100 фунтов. Колледж согласился выплатить десять. Голову вернули.

Бентам — английский философ, правовед и создатель проекта идеальной тюрьмы, также известной как паноптикон. Сохранился чертеж сооружения: цилиндрическое здание разделено стеклянными перегородками на камеры, которые просматриваются насквозь. В центре — башня. В ней сидит скрытый от глаз заключенных надзиратель. Заключенные всегда на виду и не могут предугадать, в какой именно момент за ними наблюдают. Ведь возможно, надзирателя в башне вовсе и нет.

Ощущение постоянного контроля должно подчинить волю заключенных. Тогда их можно перевоспитать. Идеи Бентама оказали серьезное влияние на французского философа Мишеля Фуко. В своей книге «Надзирать и наказывать» — монументальном трактате о тюрьме как высшем выражении власти — он использует паноптикон как иллюстрацию функционирования властных структур: они одновременно на виду и недоступны для проверки.

В той же книге Фуко приводит цитату реформатора прусской пенитенциарной системы Николауса Генриха Юлиуса: «Заключенный, который пришел в тюрьму уверенным лишь в собственном внезаконии и влекомым к погибели разнообразными порока­ми, понемногу настолько привыкает к работе и приносимым ею радостям, что можно не бояться его столкновения с соблазнами, подстерегающими его, когда он наконец вновь обретет свободу».

Мыслители расходились во мнениях насчет тюремного труда. Одни считали его наказанием. Другие, напротив, видели в труде «смягчение наказания» и возможность для заключенного обучиться ремеслу, чтобы после освобождения содержать себя и семью. Те, кто считал лень и праздность причиной преступлений, заявляли, что тюремный труд превращает лодырей-преступников в достойных членов общества.

Производительность такого труда низка и не приносит серьезных экономических плодов. Но это и не является целью. Труд — это способ сделать из человека механизм, который работает по правилам. Французский политик Леон Фоше писал: «Работа должна быть религией тюрем. Обществу-машине требуются чисто механические средства преобразования».

У тюрьмы несколько целей: порицание, изоляция, предотвращение рецидивов, наказание и реабилитация. Принудительные работы — это и наказание, и попытка исправления, и своего рода контрибуция, которую преступник платит обществу. Но зачастую тюремный труд — это простая пытка, бесцельная, бессмысленная, беспощадная.

Художественная перековка

«Суровый, но полезный труд — вот с чем обращается рабочий класс к своему врагу. Он показывает и доказывает преступнику, что для того, чтобы жить, он обязан стать другим, и что этого можно достигнуть, перековываясь в труде на пользу всей страны».

Так звучит один из абзацев книги 1934 года «Беломорско-Балтийский канал имени Сталина» — коллективного труда 36 советских писателей, воспевающего труд заключенных при строительстве Беломорканала. Автором одной из глав был Дмитрий Петрович Святополк-Мирский — литературовед и человек удивительной судьбы.

Сын министра внутренних дел Российской империи, он дружил с Кузминым и Гумилевым, Ахматовой и Мандельштамом. Во время Гражданской войны сражался на стороне белых и даже недолгое время был начальником одной из дивизий Добровольческой армии. В 1920-м эмигрировал и 11 лет жил в Лондоне, где сначала увлекся евразийством, а затем — марксизмом, после чего вступил в британскую компартию. В 1932 году бывший князь, потомок Екатерины II и знаток русской литературы вернулся в Советский Союз — если можно назвать возвращением переезд в совершенно новое государство.

Уже летом следующего года Святополк-Мирский вместе с сотней других советских писателей сел на пароход, шедший на Беломорско-Балтийский канал имени Сталина, чтобы пообщаться там с «каналоармейцами». Это общение происходило под чутким контролем ОГПУ [специальный орган госбезопасности СССР — moloko plus] и только через корабельные поручни. Перед поездкой для многочисленных литературных деятелей был устроен прием в ленинградской гостинице «Астория». Гостей угощали икрой, коньяком и шоколадом. В том же 1933 году от голода умерли несколько миллионов советских граждан. Среди них — 10% строителей Беломорканала (и это только по официальным оценкам). 

Беломорканал стал первой из «великих строек», на которой работали только заключенные. Более ста тысяч арестантов Белбалтлага, входившего в систему ГУЛАГ, трудились в приполярных областях без необходимых технических средств и в условиях дефицита материалов: например, шлюзовые ворота тогда впервые в истории делались из дерева, а не металла. 

Сталину названный в честь него канал не понравился: тот получился узким и мелким — его глубина на тот момент составляла всего три с половиной метра. По свидетельствам современников, вождь народов окрестил канал «бессмысленным и никому не нужным».

Согласно официальным данным, при строительстве «никому не нужного» Беломорканала погибли более 12 тысяч заключенных. Некоторые историки считают, что настоящее число погибших превышает 80 тысяч.

Вышедшая после поездки Мирского книга воспевала товарища Сталина, чекистов и перекованных зэков — словом «перековка» называли процесс превращения воров, вредителей и контрреволюционеров в достойных советских граждан при помощи обязательного труда. «Идея Беломорстроя — глубоко социалистическая идея. В труд заключенного вливается могучая политическая осмысленность: не обслуживай свое заключение, а помогай строить такое общество, где не будет преступности», — писали авторы. 

Спустя несколько лет они сами превратились во вредителей, контрреволюционеров и шпионов. Практически весь тираж книги уничтожили. Советский Союз сбросил литераторов со своего корабля.

Святополк-Мирского тоже обвинили в шпионаже и репрессировали. Он получил восемь лет исправительно-трудовых работ. Впрочем, перековка ему не грозила: с началом Большого террора это понятие постепенно исчезло из риторики властей. Врагов народа больше не надо было перевоспитывать — было достаточно ликвидации. В 1939-м Берия постановил этапировать Мирского в Москву для доследования, но того уже несколько месяцев не было в живых — он умер в одном из лагерей под Магаданом.

Всего, по оценкам признанного иностранным агентом «Международного Мемориала», за время существования советской власти под арестом по различным политическим обвинениям оказались от 4,7 до 5 миллионов человек. Около миллиона из них расстреляли.

В 2023 году Беломорканалу исполнится 90 лет. За это время он пережил войну, капитальный ремонт и распад Советского Союза. Новой России канал оказался почти не нужен: суда по нему ходят редко. Из-за растущей сети автомобильных и железных дорог грандиозное инженерное сооружение стало нерентабельным. У большинства россиян слово «Беломорканал» сегодня ассоциируется не с перековкой уголовников, а с папиросами.

Простые движения

«Тренажер, который приближает тебя к мечтам» — так описывает свои беговые дорожки компания Peloton. «Бег для меня — высшее проявление свободы», — с сильным британским акцентом говорит инструктор в ее рекламе.

Согласно данным Google Trends, количество людей, которые искали в интернете слово treadmill [беговая дорожка — moloko plus], значительно увеличилось с января 2020 года — то есть с тех пор, как мир отправился на карантин. Из-за пандемии утренние пробежки заменил бег на месте, а популярность беговых дорожек резко возросла. 

Но слово treadmill не всегда означало модное устройство для кардиотренировок. Изначально treadmill — пыточный инструмент, который применялся в тюрьмах Британской империи. В русском языке оно известно как ступальное колесо. С его помощью можно молоть зерно или качать воду. Но этот вид наказания изначально задумывался как разновидность сизифова труда: заключенные мололи воздух. Только спустя какое-то время устройство начали использовать, чтобы производить что-то кроме крови и пота.

Викторианские беговые дорожки выглядели так: огромное обитое железом колесо, чем-то напоминающее крутящиеся беговые цилиндры на советских детских площадках. В него вбиты ступеньки, а деревянные стенки делят его на двадцать отсеков. В каждом отсеке в абсолютной тишине по ступенькам идет заключенный. Он видит перед собой только стену. Так он шагает десять часов, снова и снова поднимаясь по ступеням под пристальным взглядом надзирателя. Если у него больное сердце, то вполне возможно, что он умрет на колесе.

Ступальным колесом инженерные изобретения британских тюремщиков не ограничивались. На гравюре 1851 года аккуратно прорисованный заключенный стоит на доске. На этой же доске установлена колонна, которую венчает деревянный ящик с ручкой. Заключенный крутит ее двумя руками, глядя в зарешеченное окошко своей камеры. Это кривошипная машина. Под крышкой ящика — четыре черпака, которые заключенный должен с усилием провернуть через насыпанный внутрь песок. В течение шести часов рабочего дня ему нужно повернуть ручку 14 тысяч раз. На каждый поворот должно уходить полторы секунды. Надзиратель мог специально затянуть винт, чтобы прокручивать ручку было сложнее. Эта работа была абсолютно бессмысленной.

Целью такого наказания было предотвращение рецидивов: считалось, что после этого человек больше никогда не захочет вновь оказаться в тюрьме. К тому же в результате тюремной реформы в местах заключения стали предоставлять и еду, и обустроенное спальное место. Раньше продукты и одеяла должны были приносить родственники. Чтобы исключить возможность того, что бедняки начнут специально совершать преступления, чтобы получить в тюрьме кров и пищу, необходимо было компенсировать удобства мучением.

Одной из жертв ступального колеса стал Оскар Уайльд: осужденный за «грубую непристойность» [фактически за гомосексуальность — moloko plus], он работал на нем в Пентонвильской тюрьме. Так и не оправившись от тюремных условий, он умер через три года после освобождения в возрасте 46 лет.

Потому что ты черный

«Ни рабство, ни принудительный труд, кроме как наказание за преступление, за совершение которого сторона должна быть должным образом осуждена, не должны существовать в Соединенных Штатах или в любом другом месте, находящемся под их юрисдикцией» — гласит тринадцатая поправка к Конституции США, принятая в 1865 году. 

После отмены рабства «наказание за преступление» стало лазейкой для недавних рабовладельцев. Бесплатная — и в основном темнокожая — рабочая сила никуда не исчезла. Она просто обросла другими институтами.

«Черные кодексы», принятые во многих южных штатах, существенно ограничивали в правах темнокожее население, расширив список поступков, за которые бывшие рабы могли попасть в тюрьму. Так, они не могли сами выбирать работодателя, свободно перемещаться по стране (некоторые северные штаты запрещали въезд темнокожим и мулатам, чтобы избежать трудовой конкуренции), владеть землей или арендовать ее, носить оружие, вступать в смешанные браки, голосовать и избираться.

Бродяжничество и тунеядство оказались вне закона. В тюрьму можно было угодить за ходьбу по газону, громкий разговор при белых женщинах или плевок на тротуар. Тех, кто не мог выплатить штраф, отправляли на принудительные работы, плата за которые шла в счет штрафа. Человека могли приговорить к месяцу принудительных работ и заставить оплатить работу шерифа и судебного секретаря. Так как выплатить эти суммы осужденный не мог, ему выносили новый приговор — и месяц превращался в год.

Однако в таких условиях государству приходилось тратить деньги, чтобы предоставить возросшему населению тюрем жилье и еду. Вскоре нашелся способ сделать тюремный труд максимально выгодным и для государства, и для частных компаний: аренда заключенных. Теперь те добывали каучук, строили дороги, валили лес и работали на сахарных плантациях. 

Арендаторами были как обычные фермеры, так и крупные угольные, железнодорожные, сталелитейные компании. Они должны были кормить, одевать, лечить заключенных и предоставлять им жилье, а также платить ренту государству — в обмен они получали бесплатную рабочую силу, чьи права не были никем защищены. Много средств на содержание работников не выделяли: те жили в бараках, пили грязную воду, страдали от туберкулеза и малярии. Один из десяти арендованных заключенных умирал во время работы.

После введения этой системы в южных штатах практически перестали строить тюрьмы.

В 1890-е в штате Теннесси произошло вооруженное восстание шахтеров — его назвали «войной в Коул-Крик». Рабочие требовали зарплату наличными, а не купонами, и своего представителя. Tennessee Coal, Iron and Railroad Company (TCI), владевшая шахтами, не стала выполнять эти требования. Она остановила работу одной из шахт и поставила перед рабочими условие: они должны были подписать контракт, запрещавший им вступать в профсоюзы. Рабочие отказались.

Спустя несколько месяцев шахта открылась, но уже без своих работников. На их место взяли осужденных, которых тюрьмы Теннесси сдали компании в аренду. Правительство штата тоже не поддержало шахтеров: губернатор Джон П. Бьюкенен просто послал в Коул-Крик ополчение штата.

Шахтеры взялись за оружие. Полтора года две тысячи рабочих сражались с ополченцами, сжигали тюремные постройки и выпускали сотни заключенных, освобождая их от обязательных работ. Шахтеры выдавали им еду и обычную одежду, наставляли больше не нарушать закон, сажали на поезда и отправляли обратно в город Ноксвилл, откуда те прибыли.

Больше 500 протестующих были арестованы, 27 убиты. Война в Коул-Крик стала частью американского фольклора, в частности протестной музыки Аппалачей. «Продажный Бьюкенен привел сюда заключенных, чтобы угодить богатым, а у шахтера забрать кусок хлеба» — поется в одной из местных песен.

Несмотря на поражение шахтеров, в 1896 году именно благодаря войне в Коул-Крик Теннесси стал одним из первых южных штатов, отменивших практику аренды заключенных. А вот граничащая с ним Алабама отменила аренду осужденных последней — тут она была официально запрещена только в 1928-м. 

Тюремное население штата с 1869 по 1919 год выросло в шесть с половиной раз. В конце XIX века 73% годового дохода штата было получено благодаря сдаче заключенных в аренду частным компаниям; 85% этих заключенных были темнокожими. Одной из таких компаний была та самая Tennessee Coal, Iron and Railroad Company, которая перенесла бóльшую часть своей деятельности из Теннесси в Алабаму.

В 1911 году 125 арендованных заключенных погибли при взрыве в алабамской шахте Бэннер, принадлежавшей TCI. Белыми были только пятеро. Сразу после похорон погибших на разбор завалов привезли новых заключенных.

Только после этой аварии губернатор Алабамы принял закон, утверждавший правила безопасности в угольных шахтах.

I’m lovin’ it

Темный экран. Тревожная музыка. С громким щелчком включается лампа. В контровом свете появляется мужская фигура. Лицо мужчины высвечивается: загорелое, с нахмуренными густыми бровями и мелкими морщинками. В руках он держит маленький пузырек. «Это крэк, — говорит он мягким голосом. — Он может убить тебя. И если стоит умереть за что-то, то уж точно не за это». Пузырек снимают крупным планом. Под ним крупная надпись: «Даже не пробуй». 

Рядом с мужчиной появляется пожилая женщина с аккуратной укладкой. Золотые серьги, колье, пуговицы. Отутюженный воротник элегантного пиджака.

«Удовольствие может убить, — говорит она с акцентом на слове «может». — Скажи „нет” наркотикам и скажи „да” жизни».

Этот мужчина — звезда вестернов Клинт Иствуд. Эта женщина — Нэнси Рейган, в тот момент первая леди США. Это видео — часть социальной кампании «Просто скажи нет». 

Кампания началась с выступления Рейган в одной из начальных школ Окленда, Калифорния в 1982 году. Маленькая ученица спросила первую леди США, что делать, если кто-то предложит ей наркотики. «Просто скажи нет», — ответила Рейган.

После этого антинаркотическая кампания под лозунгом Just Say No стала общегосударственной. В рамках «войны с наркотиками» наказания за хранение и распространение нелегальных веществ в стране стали жестче, а число заключенных резко выросло.

Согласно данным на начало 2022 года, США занимают первое место в мире по количеству заключенных: 25% сидящих в тюрьмах по всему миру находятся в Штатах, притом что 86% американских заключенных осуждены за ненасильственные преступления — прямо как во времена Черных кодексов. Большинство — как раз за наркотики. По состоянию на 2021 год количество таких заключенных составило более 46% от всего тюремного населения США. 

За 35 лет, последовавших за речью Нэнси Рейган в 1982-м, число американских арестантов увеличилось в 3,5 раза. Этот рост выгоден и государству, и корпорациям, и даже самим тюрьмам. В договорах многих частных тюрем с властями прописано, что их камеры должны быть заполнены (в одних штатах на 70%, в других — на 100%), иначе придется платить за пустые нары. Те, кто занимает эти камеры, сегодня уже не гибнут в шахтах, но продолжают трудиться ради своего освобождения: переводят учебники в систему Брайля, производят военную форму и оружие, строят мебель для студенческих общежитий, шьют матрасы, выращивают кукурузу, тушат пожары, делают электронику для Министерства обороны. В тюрьме, где содержался Чарльз Мэнсон, мастерят безделушки для тюремной сувенирной лавки, а в Мичигане руками заключенных сделаны все автомобильные номера. 

Как и в России, в Штатах человеку могут позвонить из тюрьмы и представиться службой поддержки — вот только в США это полностью легально: в некоторых тюрьмах есть кол-центры, где осужденные принимают звонки от лица как тюрьмы, так и частных компаний. Майкл Блумберг, владелец информагентства Bloomberg и бывший мэр Нью-Йорка, использовал такие кол-центры во время своей предвыборной кампании, когда баллотировался в президенты США в 2019 году — заключенные обзванивали его потенциальных избирателей.

Труд заключенных используют не только неприлично богатые люди, но и корпорации, среди которых McDonald’s, IBM, Boeing, Intel, Victoria’s Secret, Starbucks, Microsoft, Nike и Honda. 

Несмотря на то что сегодня арестанты не умирают на великих стройках и ступальных колесах, справедливее тюремная система не стала. Американские заключенные получают всего 5% от многомиллионного дохода, который приносит их труд. В Алабаме, Техасе, Арканзасе и Джорджии они не получают ничего. Женщинам-заключенным в Колорадо приходится копить заработок две недели, чтобы купить пачку тампонов. Несмотря на ежедневную работу в небезопасных условиях, они выходят из тюрьмы без гроша в кармане. Те, кто за тюремными стенами шьет форму для работников McDonald’s, получают еще меньше, чем те, кто кричит «Свободная касса!». 

Статья впервые опубликована в альманахе moloko plus «Тюрьма».

Рекомендованные публикации

Война и сетевой контроль
Война и сетевой контроль
Домашняя линия фронта
Домашняя линия фронта
«Двигаться вперед, развивая широкие сети»
«Двигаться вперед, развивая широкие сети»
ЖКХ в воюющей России
ЖКХ в воюющей России
Трансгендерные люди в военной России 
Трансгендерные люди в военной России 

Поделиться публикацией: