С марта 2022 года международные эксперты и экономисты пытаются спрогнозировать глубину и скорость падения задавленной санкциями российской экономики. К счастью для россиян, пока эти прогнозы чаще не оправдываются. Однако уже сейчас можно констатировать снижение промышленного производства, падение экспорта и потребительского спроса. Как надвигающийся кризис скажется на наиболее прогрессивных и встроенных в международное разделение труда отраслях экономики?
Экономическая модель России привычно ассоциируется c высокой степенью сырьевой зависимости и крайне неравномерным развитием отраслей. Эти проблемы взаимосвязаны. Ставка на добывающий сектор оправдала себя на первых этапах становления российского госкапитализма, но отбросила менее прибыльные отрасли далеко назад — в плане технологий и производительности труда.
В этой несбалансированной модели развития тем не менее случались и истории успеха. Так, несомненно успешной стала интернет-отрасль. Представители российского среднего класса традиционно гордятся качеством цифровой инфраструктуры в банковском секторе, сфере услуг, ритейле и потребительских онлайн-сервисах. В богатых мегаполисах большую индустрию онлайн-потребления обслуживают сотни тысяч гиг-работников разного уровня квалификации. Всех занятых на онлайн-платформах, независимо от специфики оказываемых услуг, объединяет возможность гибкого графика в сочетании с нестабильным наймом. Платформенная экономика в России (как и во всем мире) оказалась достаточно устойчивой к экономическим шокам — пандемия коронавируса взвинтила прибыли и стоимость акций цифровых компаний, а освобожденную вследствие сокращений рабочую силу вобрали платформы. Какой эффект на российскую гиг-экономику оказали война, беспрецедентные санкции и международный кризис? Как эти события отразились на положении платформенного рабочего класса, и что мы можем сказать о возможных сценариях развития?
Как устроена платформенная экономика в России?
За прошедшее десятилетие зарубежные платформенные компании не смогли занять прочных позиций в российской гиг-экономике, а в 2022 году окончательно покинули страну. Очарованность политических элит страны китайским опытом построения суверенной цифровой экономики с высокой вероятностью определит тренд развития национальной гиг-экономики на ближайшие годы — международная изоляция стала лишь легитимным поводом для этого.
В настоящий момент российский рынок поделен в неравных долях между сравнительно небольшим (до двух десятков) числом местных компаний. Три крупнейших бренда на рынке — это «Яндекс», VK и «Сбер». Им принадлежит бóльшая часть популярных онлайн-сервисов и маркетплейсов, а также рынки такси, доставки еды и продуктов. Остальные, заметные, но не входящие в российский Big Tech, интернет-компании оперируют на меньших по объему и менее диверсифицированных рынках услуг, и, на наш взгляд, их шансы на самостоятельное выживание в условиях кризиса все ниже. Сделки со слиянием и поглощением, ротация активов между интернет-корпорациями, — все это характеризовало российский технологический рынок и до войны, но теперь, кажется, процесс ускорился.
Раньше олигополии еще конкурировали друг с другом за одни и те же рынки сбыта, но в последние годы предприняли скоординированные действия по разделению сфер влияния. Так, «Яндекс» фактически получил монополию на рынки онлайн-рекламы, таксомоторных перевозок и доставки еды из ресторанов, избавившись от «токсичных» активов вроде новостного агрегатора и блогосферы. VK безраздельно контролирует социальные сети и ранее принадлежавшие «Яндексу» информационные ресурсы. Под контроль «Сбера», помимо совместных с VK активов, попали компании по доставке продуктов и готовой еды. Так что сегодня уже можно говорить о квази-монополиях, пришедших на смену олигополиям.
Интересы государства против государства интересов
Большую роль в круговороте цифровых активов и становлении цифровых монополий в России играет государство. Например, «Яндекс», не встретив сопротивления со стороны ФАС, монополизировал отдельные рынки и показательно дистанцировался от политики, но чиновники все же сохранили за собой право «присматривать» за действиями корпорации с помощью наблюдательного совета. В свою очередь, компанию VK возглавил сын Сергея Кириенко, главного куратора кремлевской внутренней политики, и теперь российские соцсети надежно защищены от вторжения враждебной Кремлю идеологии. В условиях блокировки Facebook, Instagram и замедления работы Twitter в России пользователи и вовсе лишилась альтернативы VK. «Сбер», будучи компанией с государственным участием, сразу после 24 февраля оказался под санкциями, практически локализовав весь бизнес внутри страны. Близкая российским чиновникам идея «суверенитета» во всех сферах общественной жизни, очевидно, затронет и платформы.
На наш взгляд, тенденция к построению госкапитализма платформ в России после 24 февраля приняла более четкие очертания. По-видимому, государственные интересы в сфере регулирования интернет-компаний обусловлены стремлением получить более полный контроль над информацией о гражданах. Но не менее важной целью является регулирование деятельности гиг-работников, а точнее — постепенная легализация квази-неформального рынка труда для заполнения образовавшихся дыр в бюджете. Актуальному российскому законодательству в этой области могли бы позавидовать даже последователи либертарианства.
В Европе и США статус платформенных работников уже несколько лет является предметом острых научных и общественно-политических дискуссий. Обсуждаются предложения о признании платформенных работников равноправными сотрудниками организаций или разработке их особого статуса, а в судах рассматриваются многочисленные иски против крупнейших платформ. Можно сказать, что на Западе государство скорее противостоит платформам, поступательно ограничивая их власть на рынке труда. В России государство, напротив, выстраивает либеральный режим регулирования гиг-экономики и занятости на платформах, преследуя собственные фискальные интересы. Формируется союз государства, капитала и потребителей против труда.
Либеральная легализация рынка труда
По подсчетам аналитиков рынка, на 2022 год в России насчитывалось порядка 1,7 миллионов работников, указавших платформы в качестве своей основной занятости, и до 15,5 миллионов человек, имевших эпизодический или регулярный опыт работы на платформах.
Хотя в России всегда были возможности правового оформления индивидуальной трудовой деятельности, большинство гиг-работников не имели официальный правовой статус, не подписывали договоры и не платили налоги. В последнее десятилетие среди фрилансеров, совершавших сделки на биржах удаленной работы, официальные договоры регулярно использовали не более 12–15%.
Что касается рынков такси и доставки, то на них сложилась модель опосредованного найма через «прокладки», или «подключашки»: фирмы или ИП заключают партнерский договор с платформами, а затем нанимают работников на условиях подряда или вовсе неформально. Подобным образом платформы избегали как значительной налоговой нагрузки, так и возможных претензий со стороны регулирующих органов.
Однако в последние годы государство предпринимает усилия по легализации самозанятости. В 2019 году работникам предложена упрощенная система регистрации деятельности в качестве самозанятых при чрезвычайно низких налоговых ставках (4–6%). В отличие от опыта предыдущих лет, инициатива получила определенный успех: на сегодняшний момент в качестве самозанятых зарегистрировано более 5,5 миллионов человек.
По сути, задачи легализации неформального сектора решаются за счет либерализации системы занятости. С подачи налогового ведомства платформы все активнее переходят на прямую работу с самозанятыми, минуя посреднические фирмы. Руководствуясь преимущественно фискальными интересами, государство не сильно интересуется трудовыми правами и социальным положением работников платформ. Публичные и научные дискуссии по данной проблеме находятся в зачаточном состоянии, а в судах зафиксированы единичные случаи исков к платформам касательно статуса работников и их трудовых прав.
В современной России (как и во многих развивающихся странах) платформы способны стать мощным инструментом легализации неформального сектора. На первом этапе государство стремится наладить учет и налогообложение самозанятых. Затем платформам вменяется функция налогового агента, самостоятельно рассчитывающего и взимающего налоги с работника. Наконец вслед за «обелением» сектора может последовать увеличение налоговой нагрузки на работников. Формирование либерального режима регулирования «суверенной» гиг-экономики — безусловно, негативный сценарий развития событий, прежде всего для рабочих.
Положение рабочего класса в госкапитализме платформ
Платформы публично позиционируют своих работников как индивидуальных предпринимателей, обладающих широкой профессиональной автономией, самостоятельно решающих, где, когда и сколько работать. «Ты будешь работать, как маленький предприниматель, самостоятельная фирма в одном лице», — примерно такими напутственными словами сопровождалось трудоустройство одного из наших информантов в популярный сервис доставки продуктов. Нетрудно догадаться, что и «маленький предприниматель», и «самостоятельная фирма в одном лице» должны брать на себя полную ответственность за жизнь, здоровье, материальное положение, а также любые финансовые и производственные риски.
Гиг-работники получают преимущества гибкого графика, но оказываются в более уязвимом положении в сравнении со штатными сотрудниками предприятий. И реалии 2022 года мало что изменили в расстановке сил на рынке. За исключением того, что возможностей найти хорошо оплачиваемую рабочую профессию после ухода крупных иностранных производителей стало гораздо меньше. Мы полагаем, что доля нестандартной занятости в крупных городах продолжит расти за счет перетока рабочих из промышленности в сферу услуг. Кроме того, есть основания полагать, что разгоняющийся кризис будет вынуждать предприятия сокращать ставки оплаты труда для штатных сотрудников. Что, в свою очередь, вытолкнет массы квалифицированных рабочих на платформы в поисках регулярной подработки при сохранении основного места занятости. Поэтому комплекс вопросов, связанных с легализацией деятельности гиг-работников и условий труда на платформах, рано или поздно окажется в публичной повестке.
На сегодняшний день можно утверждать, что платформенные работники практически исключены из национальных систем социальной защиты, включая пособия по безработице, медицинское страхование и пенсионное обеспечение. На них не распространяются нормы трудового права, задающие стандарты условий труда: продолжительность рабочего времени, соблюдение требований безопасности и охраны труда. Наконец, гиг-работники не могут объединяться в профсоюзы и проводить забастовки.
На Западе в центре политических дискуссий вокруг платформенной экономики — вопрос о легальном трудоустройстве гиг-работников, сейчас фактически действующих в качестве скрытого наемного персонала (без права на социальные выплаты, медицинскую страховку, премии за увольнение и пр.). Вследствие массового политического анабиоза в России подобные дискуссии практически не имеют публичного статуса. Однако высказывания отдельных рабочих позволяют предположить, что на данном этапе траектория дискуссии здесь напоминала бы американский случай, где за работниками Uber и Lyft сохраняется статус индивидуальных предпринимателей.
16-летний курьер компании «Яндекс» ценит в своей работе прежде всего гибкость графика, которая позволяет сочетать учебу в школе со стабильным заработком:
«Вот поэтому я выбрал “Яндекс” — просто потому, что там свободный график. Я могу после школы прийти, покушать, собраться и выйти уже на работу, на сколько я хочу».
Люди среднего возраста говорят о нестандартной занятости в схожем ключе, хотя можно было ожидать, что требование стабильного трудоустройства в этой среде лучше отвечает запросу на долгосрочное планирование жизни и финансов:
«Тот же самый отпуск: я заработал себе, решил отдохнуть, ушел на неделю, у меня деньги есть».
Объяснение, по всей вероятности, кроется в состоянии рынка труда и качестве рабочих мест. Сопоставление гиг-занятости с другими доступными вариантами трудоустройства подводит многих рабочих к заключению, что в случае смены места они потеряют значительно больше, чем приобретут. Особенно остро это ощущается в сегменте низкоквалифицированной занятости:
«Я скажу, для должности курьера тут платят очень хорошо, вот что “Яндекс”, что Delivery. Потому что если куда-то устроиться просто курьером, там тысяч 20 [рублей] если заплатят за месяц, это хорошо будет. Здесь платят больше гораздо».
Кроме того, робкие попытки стихийных профсоюзов организовать давление на крупнейшие платформы с целью дать работникам выбор между стандартной и нестандартной занятостью далеко не все встретили позитивно. В случае успеха политической кампании рабочие ожидают не улучшения условий труда за счет сокращения прибыли корпораций, а, напротив, снижения ставки оплаты труда и утраты остальных бонусов:
«Во-первых, это минус сразу свободного времени; <…> придется отработать какой-то минимум часов, обязательных по законодательству; <…> сразу упадет заработок курьеров, и упадет он, как минимум, в два раза. <…> отчисления [в ПФ РФ]; <…> будет какой-нибудь средний заработок в районе 40 тысяч рублей. Например, сейчас ты можешь хорошо поработать и все 100 тысяч сделать».
Такие ожидания не лишены почвы, особенно в преддверии надвигающегося экономического кризиса. Более того, многочисленные исследования подтверждают тренд — в кризисные периоды российские работодатели стремятся сохранить штат за счет снижения расходов на заработную плату и манипуляций с постоянной и переменной частями выплаты. Иначе говоря, в случае легализации трудоустройства гиг-работники рискуют получить гибкую модель оплаты труда, но с низкими ставками и отсутствием какой-либо гибкости в графике.
Профсоюзы и коллективные действия гиг-работников
В индустриальном обществе профсоюзы и коллективные переговоры выступали важным элементом институционализации классового конфликта и способствовали становлению «государства всеобщего благосостояния».
В отличие от типичных отраслей массового производства, потенциал юнионизации в гигономике изначально ограничен мощными структурными факторами. Организационная децентрализация и индивидуализация труда, дефицит соприсутствия, социальная неоднородность рабочих и их интересов, правовая уязвимость неформально занятых и мигрантов препятствуют широкомасштабным коллективным действиям.
Несмотря на запрет участия в забастовках, насчитывается уже более 1271 случая протестных выступлений российских гиг-работников (прежде всего, в доставке и такси). В некоторых из них единовременно принимали участие более тысячи работников. Эти коллективные действия были организованными, массовыми и заметными, и поддерживались в том числе официальными профсоюзами. Формами борьбы помимо забастовок и демонстраций являются скоординированные акции в Интернете и разного рода манипуляции с приложениями (например, массовый логаут работников такси в пиковые часы). Стандартизация труда и относительные возможности физического соприсутствия в формальных и стихийных точках сбора работников делают эти сектора наиболее благоприятными для коллективных выступлений.
В отсутствие традиций независимых профсоюзов в современной истории России платформенным работникам самим приходилось изобретать тактики коллективных действий. Протесты были направлены прежде всего на привлечение внимания СМИ и последующее публичное освещение проблем с требованием уступок со стороны фактического работодателя. Как правило, действия координировались и осуществлялись узким неформальным кругом активистов — но в большинстве случаев количество журналистов на акциях превышало число протестующих, обычно ограничивающихся несколькими десятками человек.
Но и эта тактика поступательно наталкивалась на политические ограничения, которые окончательно оформились после 24 февраля. Во-первых, постепенно нарастал государственный контроль над деятельностью СМИ, который в 2022 году пришел к полному отсутствию независимых изданий и жесткой цензуре, касающейся в том числе освещения низовых протестов. В этих условиях работники фактически лишились основного инструмента борьбы — публичного внимания к проблемам платформенной занятости. Во-вторых, происходила государственная политизация коллективных действий в трудовой сфере с их последующей криминализацией. Хотя сами работники, как правило, не выдвигали политических требований, силовые ведомства стали квалифицировать любые низовые коллективные действия как политические. Это не является уникальным для российской сферы трудовых отношений, а скорее характеризует будни авторитаризма, стремительно перерождающегося в диктатуру. Показательным является дело Кирилла Украинцева — руководителя профсоюза «Курьер», одной из немногих организаций платформенных работников в России. В апреле 2022 года Кирилл был арестован по обвинению в рамках уголовного дела о неоднократном нарушении порядка проведения митингов (ст. 212.1 УК РФ) и до сих находится в тюрьме. Дело Украинцева является важным прецедентом, фактически криминализирующим любые трудовые протесты и делающим призрачными их перспективы в нынешних условиях.
