В вопросах развития цифровых и инфокоммуникационных технологий российский правящий класс все чаще опирается на опыт Китая, Сингапура и других недемократических стран, которым удалось ликвидировать технологическое отставание от Запада. Технократическим элитам такая модель развития кажется привлекательной не только потому, что она результативна, но и потому, что позволяет сохранить устойчивость политического режима. Кроме того, можно предположить, что такие технологии, как искусственный интеллект и интеллектуальный анализ данных будут развиваться быстрее именно в авторитарных странах, где проще получить доступ к огромным массивам персональных данных. В нашей стране разговоры о необходимости «цифровизации» экономики и госаппарата уже не первый год звучат из уст чиновников различного ранга, однако с началом военной кампании в Украине эти заявления окончательно оформились в политическую программу. С учетом свойств российской политической системы следует ожидать, что анонсированный высшими чиновниками технологический поворот укрепит и без того жесткую вертикаль власти, а автоматизированная обработка персональных данных выведет контроль над всеми сферами частной и общественной жизни на новый уровень. С моей точки зрения, всё не так просто.
В январе 2020 года вакантный пост главы Правительства РФ занял Михаил Мишустин — тихий чиновник-технократ из Федеральной налоговой службы, получивший диплом по специальности в сфере «систем автоматизированного проектирования» в приличном московском вузе, а затем защитивший докторскую диссертацию, к которой пока ни у кого не было вопросов. По сведениям из СМИ, назначение малоизвестного широкой публике Мишустина для профессиональных наблюдателей тогда стало неожиданностью. Однако аналитики быстро разобрались в ситуации, объяснив логику такого выдвижения несомненными успехами чиновника в сфере «цифровизации» работы налогового ведомства.
Первые же официальные заявления нового премьера этому не противоречили — Мишустин пообещал в сравнительно короткие сроки перевести государственное управление в «цифру», устранить бюрократию из большинства процессов, выстроить сервисный подход к взаимодействию государства, граждан, бизнеса и много чего другого. Главной задачей он тогда видел «совершенствование системы социального обеспечения и трудовых отношений за счет использования искусственного интеллекта, технологий анализа и обработки больших данных».
Очевидно, что для масштабной перестройки всей административной системы требовались не только значительные инвестиции в исследования и разработку, которых сейчас явно недостает, но также бездонный резерв IT-кадров: разработчиков, проектных менеджеров, UX-дизайнеров и других веб-специалистов. Однако государство конкурировало за кадры с корпоративным сектором: спрос на IT-профессионалов в России демонстрировал устойчивый рост все последние годы, и можно с уверенностью говорить о нехватке квалифицированных работников в этой отрасли.
Согласно статистике, примерно половина российских предприятий использует интернет и цифровые носители информации для проведения банковских операций, подготовки и найма персонала, организации переговоров и видеоконференций. Еще примерно в четверти случаев используются облачные сервисы и хранилища, собираются и анализируются большие пользовательские данные. От IT-инфраструктуры зависят документооборот, корпоративные CRM-системы, системы безопасности и логистические цепочки. Пусть Россия и не является лидером по проникновению IT-решений в корпоративном и государственном секторах, заметно уступая большинству развитых стран Европы, все же целый ряд экономических отраслей зависит от возможности поддерживать IT-инфраструктуры.
Косвенные данные о состоянии рынка труда позволяют сделать вывод, что высокий спрос на кадры в IT не компенсировался предложением. По информации крупнейшего российского онлайн-ресурса поиска вакансий «Head Hunter», с мая 2021 года по февраль 2022 года включительно «индекс дефицитности» IT-специалистов (рассчитывается как отношение количества активных резюме к открытым вакансиям) сигнализировал о дисбалансе спроса и предложения на рынке в пользу работников — так, в Москве на одну открытую вакансию в среднем приходилось не более 1,9 активных резюме (для сравнения в сфере науке и образования на одну открытую вакансию на тот же момент приходилось почти 8 профильных резюме). Особенно остро конкуренция между работодателями ощущалась в профильных IT-компаниях, которые сталкивались с высокой текучестью кадров и часто оказывались не в состоянии перебивать предложения крупного бизнеса из сектора финансов и других IT-интенсивных отраслей. Сложившийся на рынке благоприятный тренд позволял «айтишникам» пользоваться всеми привилегиями штатного найма, получать ежегодное повышение оплаты труда и даже возможность участия в капитале компании-работодателя.
Даже до начала вооруженного конфликта в Украине среди программистов госсектор не считался привлекательным местом работы. Однако после начала войны эта тема приобрела четкие политические очертания, поскольку эффект от санкций оказывает непредсказуемое влияние на карьерные траектории «золотого фонда» страны. Российская экономика уже сейчас столкнулась с массовым оттоком IT-специалистов из страны, оценить масштаб которого пока — крайне затруднительно. По одним оценкам, в первом полугодии 2022 года Россию покинули до 40 тысяч «айтишников», по другим — отток составил до 70 тысяч человек в рамках первой волны миграции с прогнозом до 100 тысяч в рамках второй. При этом, стоит учитывать, что общая численность непосредственно занятых разработкой и интеграцией программного обеспечения специалистов в России – примерно от 530 тысяч до 1,1 миллионов человек.
Возглавляемое Михаилом Мишустиным правительство молниеносно отреагировало на этот «исход» предложением выгодных условий по ипотеке для IT-специалистов, отсрочкой от армии, индексацией зарплат, а также налоговыми преференциями для IT-бизнеса. Последовавшие за этим заявления об «опережающей модели развития», форсированном «рывке» и достижении «технологического суверенитета» скорее всего свидетельствуют о новом политическом курсе, в рамках которого программистам отводится особая роль. Можно провести аналогию между обозначенными целями и сталинской форсированной индустриализацией, которая также осуществлялась в преддверии большой войны.
Конечно, история помнит и другие, менее травматичные эпизоды догоняющего развития, например, в азиатских странах. Однако они не происходили в условиях изоляции от стран-поставщиков передовых технологий, ограничений логистических маршрутов, оторванности от мировых рынков и международной экспертизы. Так, в Японии модернизация проходила под жестким централизованным контролем государства, но, в тоже время, с активным участием англо-саксонского мира. Китайский проект, начавшийся еще при Дэн Сяопине и продолженный следующим поколением руководителей, также включал дипломатические и политические усилия по интеграции страны в глобальные рынки и цепочки производства.
Таким образом, с учетом информации, которая нам доступна к июлю 2022 года, «цифровизация» по сталинскому сценарию выглядит более вероятной, чем азиатская модель. Однако, я полагаю, что эта траектория далеко не предопределена. Есть ряд существенных препятствий, с которыми может столкнуться проект цифровой сталинизации российского режима.
Во-первых, «сталинизация» режима маловероятна без гражданской и внутриэлитной мобилизации. О необходимости возрождения сталинского военного социализма в России по-прежнему говорит лишь немногочисленная прослойка маргинализованных политических групп имперских взглядов. По-видимости, их риторика не близка как представителям российского политического истеблишмента, большинство из которых придерживаются более умеренных и «конструктивных» установок, так и населению, которое пребывает в политической апатии.
Во-вторых, внутриполитическая тенденция к самоизоляции России уравновешивается признанием несостоятельности автаркии в современных экономических реалиях. Микрочипы, серверные установки и программное обеспечение, необходимые для нового технологического «рывка», никак не могут быть замещены в среднесрочной перспективе, и, кажется, это понимают «лица, принимающие решения». Их надежды связаны с Китаем и Индией, которые, в свою очередь, сильно зависят от западных рынков.
Однако самое важное препятствие заключается в том, что российская экономика может столкнуться с кадровым голодом сразу на нескольких этажах производственной пирамиды.
С одной стороны, исследования развития сектора инноваций в США ясно свидетельствуют о тесной связи инноваций, объема государственных инвестиций в исследования и компетентности бюрократии. Минфин, в свою очередь, в качестве меры по стабилизации бюджета уже предложил сокращение расходов сразу по нескольким государственным программам, в числе которых «Научно-технологическое развитие». В силу политических причин прослойке элитных государственных менеджеров может не найтись места в новой реальности. Кроме того, многообещающие цифровые инициативы могут столкнуться с прессингом цензурирующих органов и, как следствие, недостатком автономии производителей новых цифровых платформ и оборудования.
С другой стороны, отток IT-инженеров и разработчиков с высокой вероятностью будет продолжаться. Аналитики IT-рынка уже фиксируют наиболее массовый отток среди специалистов, занятых в международных компаниях, и скорее всего процесс сворачивания их деятельности в России — не закончен. Часть IT-специалистов, покинувших страну, но продолжающих работать удаленно на российские компании, ищут возможности последующего трудоустройства за пределами России. Условия контрактов по релокации за счет компании ограничивают трудоустройство в других организациях на протяжении 6-12 месяцев. Однако по истечении этих контрактов, российские компании потеряют часть сотрудников. Последний элемент пазла: ужесточение политической риторики и усиление репрессий способны провоцировать все новые и новые волны миграции.
Я полагаю, что, даже несмотря на осторожные попытки малочисленной части элит избежать самого жесткого сценария цифровой деспотии, система будет стремиться именно к такому исходу. Выгоды очевидны: режим получит больше контроля и, в среднесрочной перспективе, больше устойчивости. Административный аппарат выиграет от прозрачности и подотчетности внутренних механизмов, а более богатое и образованное население крупных российских городов, скорее всего, оценит безопасность и новое качество взаимодействия с госорганами. Россия сможет предъявить миру крайне неудобный, но в чем-то передовой политико-экономический проект. Однако, в силу уже описанных структурных ограничений, такая перспектива представляется мне туманной, поскольку для ее построения не хватает ключевого элемента — потенциала гражданской мобилизации и цифрового пролетариата, чьими руками будет написан новый «цивилизационный код».
