Об этом мы, редакция Posle, вместе с нашими американскими товарищами из журнала Tempest поговорили с грузинскими левыми исследователями и активистами Лелой Рехвиашвили, Лукой Нахуцришвили, Ией Эрадзе, Георгием Картвелишвили и Тамар Кебурия.
— Решимость партии «Грузинская мечта» провести закон об «иностранном влиянии» спровоцировала волну массовых демонстраций в Грузии. Что это за закон? Почему «Грузинская мечта» настояла на его принятии именно сейчас?
Георгий: Этот закон аналогичен законам об «иностранных агентах» в России и других постсоветских странах, таких как Кыргызстан. Он требует от некоммерческих негосударственных организаций, включая неправительственные организации и независимые медиа, получающих не менее 20 процентов своего годового дохода из иностранных источников, пройти государственную регистрацию как организации, находящиеся «под влиянием иностранных держав».
Да, российский закон гораздо шире и репрессивнее. Он затрагивает не только организации, но и физических лиц. Но если мы вспомним 2012 год, когда закон только начал действовать, он был очень похож на грузинский. Уже потом его расширили так, что теперь он включает практически любые организации или людей, якобы находящихся под иностранным влиянием.
Мы опасаемся, что предложенный закон в Грузии будет расширен таким же образом. В нем уже есть положения, не сулящие ничего хорошего. Например, закон дает Министерству юстиции право отслеживать и запрашивать информацию у организаций и частных лиц, в том числе частную информацию и персональные данные.
Закон фокусируется не только на крупных НКО с западной поддержкой. «Грузинская мечта» дала понять, что одной из главных целей закона является наиболее прогрессивное низовое движение, появившееся в нашей стране, наверное, за последние 30 лет, — движение против Намахванской ГЭС.
Это движение не возглавляли никакие НКО, и оно не финансировалось из-за рубежа, а было низовым массовым движением. Этот пример показывает, что истинный интерес правительства заключается в репрессиях против любой оппозиционной ему силы.
Лела: Другая опасная часть этого закона заключается в том, что он может применяться к мигрантам, особенно к тем, кто отказался от своего гражданства, чтобы получить гражданство других, чаще всего европейских стран. Мигранты поддерживали грузинское население на протяжении последних десятилетий посредством денежных переводов, а в последние годы начали поддерживать местные общественные движения, такие как движение против Намахванской ГЭС.
Еще в 2021 году движение провело аудит своих доноров, чтобы отразить обвинения со стороны правительства «Грузинской мечты» в том, что ее поддерживают иностранные державы. Выяснилось, что основными спонсорами движения были представители рабочего класса, особенно женщины-мигранты из европейских стран. И они делал небольшие пожертвования, в среднем около 10 долларов.
Поэтому классифицировать такую активность как находящуюся под влиянием иностранных держав означает лишить локальные протестные движения в Грузии жизненно важного источника поддержки.
Лука: Слишком большое значение придается НКО как мишени этого закона. Конечно, на его сайтах присутствуют несколько влиятельных неправительственных организаций, поддерживаемых Западом. И, если честно, они в целом сыграли негативную роль в продвижении неолиберализма в Грузии.
Но они составляют лишь малую часть организаций, на которые распространяется действие закона. Он преследует всех: от экологических групп до профсоюзов, которые получают поддержку от западных правительств и профсоюзных федераций.
От этого закона пострадают почти все ученые в Грузии. Почему? Потому что государственная поддержка исследований практически отсутствует, большинство из нас получают поддержку наших исследований от международных спонсоров, таких как Фонд Генриха Бёлля или Фонд Фридриха Эберта.
Без этой поддержки мы не сможем выполнять свою работу. Так что мы тоже мишень этого закона. Вот почему университетские ученые присоединились к протестам вместе со студентами, которые устраивают массовые забастовки.
Работает логика все более усиливающегося надзора. Скоро, как и в России, нас начнут называть «иностранными агентами» только за то, что мы что-то постим в Facebook.
В закон уже были внесены поправки, позволяющие правительству интересоваться личной жизнью не только сотрудников или членов советов организаций, якобы находящихся под иностранным влиянием, но и их бенефициаров. Они могут даже интересоваться сексуальной жизнью целевых лиц.
Иа: То, что говорит Лука, очень важно в том смысле, что этот закон очень быстро ужесточился. В первоначальной версии, представленной в апреле, не упоминались полномочия интересоваться личной жизнью людей. Эта поправка была внесена в третьем чтении закона. Так что логика усиления надзора уже работает.
Я хочу подчеркнуть, насколько высоки ставки для профессоров университетов. Этот закон по сути лишит нас финансирования исследований и возможности заниматься академической работой. Условия работы в грузинских университетах нестабильны, а исследовательские фонды, предоставляемые правительством Грузии, крайне ограничены.
Поэтому иностранное финансирование играет решающую роль в проведении исследований и, следовательно, буквально позволяет ученым продолжать свою профессию. Я и мои коллеги искренне опасаемся, что мы больше не сможем выполнять свою работу и будем вынуждены покинуть страну. Как политэкономист, без возможности защитить конфиденциальность людей, которых мы интервьюируем, я не смогу проводить такие базовые вещи, как интервью, которые являются основой наших исследований.
Даже если мы не покинем страну, закон негативно повлияет на академическую свободу. Мы не сможем критически писать о политике и экономике. Правительство использует этот закон для создания авторитарного режима, подобного тому, который мы видим в России при Путине.
— Как «Грузинская мечта» оправдывает эти репрессии? Пользуется ли она поддержкой среди населения?
Георгий: Они заняли правопопулистскую позицию, подобную позиции Дональда Трампа в США, Виктора Орбана в Венгрии и Маттео Сальвини в Италии, чтобы оправдать свой авторитарный поворот. Они описывают свой закон как защиту суверенитета от иностранного влияния, особенно западных держав.
Они сочетают это с пропагандой так называемых традиционных ценностей, направленной против «пропаганды ЛГБТК+», и стандартными популистскими антилиберальными позициями. Они надеются создать и мобилизовать консервативную базу в стране и имеют определенную поддержку, но она ограничена.
Большинство населения Грузии выступает за демократию, и этот факт объясняет масштабы протестов против закона.
Иа: Правительство также заявило, что этот закон направлен в том числе на то, чтобы помешать России использовать предполагаемое влияние Запада как оправдание для начала новой войны в Грузии, как они это сделали в Украине. Это нашло отклик у некоторых людей, которые по понятным причинам боятся такой возможности.
— Можно ли сказать, что правительство «Грузинской мечты», балансировавшее между ЕС и Россией, теперь решительно склонилось в сторону России? Не пытается ли оно сорвать получение Грузией статуса кандидата на членство в ЕС?
Лела: Мы в очень тяжелом положении. Грузия — это особая разновидность периферийного капитализма, капитализм транзитного узла (transit hub capitalism), открытый для капиталистических инвестиций из США, ЕС, Китая, Турции и России.
Все эти капиталистические державы инвестировали в инфраструктуру, чтобы привлечь страну к транспортировке энергии и товаров между ЕС и Китаем. Так что Грузия балансировала между доминирующими и новыми имперскими державами.
Но теперь эта интеграция начинает разваливаться. Внутри страны правительство столкнулось с народной оппозицией своим гидроэнергетическим проектам. Вовне они сталкиваются с растущей геополитической напряженностью между своими инвесторами.
Поэтому, чтобы справиться с противоречиями этой ситуации, «Грузинская мечта» обращается к авторитарным решениям, чтобы протолкнуть свои инфраструктурные планы вопреки оппозиции со стороны населения. Я опасаюсь, что из-за значения Грузии как транзитного узла все имперские державы будут продолжать сотрудничать со все более авторитарным правительством. А с этим законом у нас не будет средств сопротивляться и бросить вызов политике развития Грузии.
Георгий: С точки зрения экономики и всего остального, США и ЕС были крупнейшими партнерами на протяжении последних 30 лет. Но теперь, с подъемом Китая и конфликтом Запада с Россией, вокруг Грузии развивается совершенно новая экономическая и геополитическая ситуация.
Как сказала Лела, Грузия стала энергетическим и торговым транзитным пунктом между Китаем и Европой. Вторжение России в Украину нарушило торговлю через северные транзитные маршруты и вынудило ЕС искать других поставщиков энергоносителей помимо России.
Так что и Китай, и ЕС стремятся диверсифицировать свои торговые маршруты и все больше рассматривают Грузию как часть срединного коридора и ключевой транзитный пункт. И они рассчитывают на развитие инфраструктуры Грузии для доставки электрической и «зеленой» энергии в Европу.
Для Грузии это совершенно иная геополитическая позиция, которой не существовало, когда «Грузинская мечта» пришла к власти более десяти лет назад. Теперь «Грузинская мечта» обращается к авторитаризму, чтобы справиться с противоречиями балансирования между США и ЕС, с одной стороны, и Китаем и Россией, с другой.
И, возможно, на какое-то время им это сойдет с рук. Помните, что Азербайджан, который на протяжении 30 лет был крупным энергетическим партнером ЕС, является авторитарным государством без каких-либо западных НКО или демократического плюрализма. «Грузинская мечта» надеется занять аналогичную позицию — управлять авторитарным государством, балансирующим между все более антагонистическими силами.
Иа: Грузия находится в рискованной ситуации. Ее программа развития диктовалась международными кредиторами и зарубежными государствами, в том числе международными финансовыми институтами вроде Мирового банка, а также американскими, европейскими и азиатскими банками развития. В результате 75% государственного долга составляет внешний долг таким институтам и банкам.
Их кредиты финансировали эту форму капитализма — капитализм транзитного узла. «Грузинская мечта» намерена инвестировать во все больше и больше гидроэлектростанций, а также портов для судоходства.
Вопрос, который у меня сейчас возникает, — откуда возьмутся деньги. Они могут продолжать поступать от западных банков развития. Они были рады кредитовать авторитарные режимы.
Но у «Грузинской мечты» есть запасной план на случай, если такое финансирование иссякнет. Они ввели оффшорный закон, который поощряет приток капитала из других источников в Грузию, в том числе от российских олигархов. Они также внесли поправку в пенсионный закон, которая позволяет правительству частично использовать пенсионные накопления страны для инвестирования в проекты развития.
Таким образом, хотя «Грузинская мечта» продолжает следовать модели развития, основанной на инфраструктуре, навязанной западными акторами, она надеется диверсифицировать финансирование капитализма транзитных узлов. Они будут рады получать капитал из ЕС, Китая, России, с офшорных счетов или даже из пенсионного фонда.
— Каков характер и состав протестного движения? Какие у него требования? Каковы его отношения с оппозиционными партиями, особенно с «Единым национальным движением»? Как протестное движение соотносит себя с историей социальной борьбы в Грузии?
Георгий: Протестное движение сплотило многие слои общества. Как любое массовое движение, оно включает в себя широкий спектр сил — от организованных до неорганизованных. Крупные НКО сыграли свою роль. То же самое можно сказать и об основных оппозиционных партиях, но они не могут играть ведущую роль, поскольку люди считают, что у них нет никакой легитимности.
Студенты сыграли важную роль, поскольку на карту поставлена вся система образования. Их забастовки остановили работу целых институтов. К движению присоединились профессора, преподаватели, водители-экспедиторы и другие специалисты.
Главным требованием была отмена закона об «иностранных агентах». Я думаю, что требования должны быть расширены, чтобы расширить охват движения.
Тамар: Движение абсолютно децентрализовано. Нет никакого центрального органа, отвечающего за организацию. Тем более этим не занимаются партии и НКО. Конечно, есть определенные хорошо организованные группы, особенно среди студентов.
Разные люди обретают собственный голос и собственный способ организации, мобилизации и выбора своих стратегий. Эта децентрализованность создает ощущение хаоса, но также не позволяет государству выявить и арестовать организаторов.
Власти одержимы попытками выяснить, кто стоит за движением. Люди, которых арестовывали, рассказывают, что их спрашивают, кто стоит за протестом, какими каналами информации они пользуются и кто вдохновил их присоединиться. Власти не могут осознать тот факт, что они имеют дело с огромным общественным подъемом в самых разных слоях. Люди хотят сохранить нашу демократию, права и средства к существованию.
Это движение было очень вдохновляющим. Оно показало людям, которые были атомизированы и изолированы, что они не одиноки. И оно подтвердило глубокую оппозицию народа правительству. Люди теперь чувствуют, что нас много, а их мало.
Лела: Я хочу подчеркнуть, что это движение невозможно свести к западным НКО, как говорят некоторые левые. Не менее ошибочно считать это движение буржуазным и говорить, что оно никак не связано с рабочими.
Настаивать на том, что в движении участвует только буржуазия, просто глупо. Честно говоря, в Грузии не так уж много представителей буржуазии или среднего класса. Это очень большое движение, в которое входят целые слои нашего общества, включая рабочих.
В нем также есть учителя, профессора и другие профессионалы. Есть группы матерей. Есть экологические группы. Есть низовые инициативы из периферийных регионов, которые присоединились, потому что они видят в этом законе средство, позволяющее правительству продвигать экстрактивистские горнодобывающие и инфраструктурные проекты, угрожающие этим регионам.
Рабочие, их организации и профсоюзы также участвовали в борьбе. Фактически, Конфедерация профсоюзов Грузии и некоторые профсоюзы в ее составе выразили несогласие с этим законом. Водители-доставщики и водители общественного транспорта выражают солидарность.
Однако большинство рабочих в Грузии не состоят в профсоюзах, поэтому большинство рабочих, присоединившихся к движению, неорганизованы и часто являются прекарными работниками. И давайте не забывать, что большинство студентов на самом деле тоже относятся к прекарному рабочему классу. Да и вообще, почему мы считаем, что можно не учитывать студенческих активистов, борющихся за демократию?
Лука: Я хочу поддержать сказанное Лелой о студентах. Некоторые пытаются давать определения рабочего класса, но они не соответствуют грузинским реалиям. Десятки тысяч мобилизующихся студентов — это не буржуазная богема.
Многие студенты работают в ночные смены в совершенно незащищенных условиях, чтобы оплатить обучение. Это мешает им посещать занятия, полноценно учиться, и лишает возможности найти хоть какой-то здоровый баланс между работой, учебой и жизнью.
В интеллектуальном смысле абсолютно нечестно противопоставлять рабочих этому протестному движению. Рабочий класс во всем своем многообразии является частью этого восстания против правительства.
— Некоторые левые по сути отвергли протестное движение как очередную так называемую «цветную революцию», средство продвижения западного империализма в Грузии. Что не так с этим аргументом?
Лука: Это абсолютно оторвано от реальности. Во-первых, это движение не было организовано какими-то влиятельными НКО или оппозиционными партиями для проведения какой-то «цветной революции». Это широкое национальное движение в защиту демократии. Во-вторых, атака на наши права нацелена не только на НКО, но и против самых разных организаций и лиц.
Отмахиваться от целого движения, которое сталкивается с жестокими репрессиями со стороны государства, — это позор. Полиция подавляет протесты, угрожает людям, избивает и арестовывает их и выносит суровые приговоры. Государство также использовало бандитов для нападения на протесты.
К стыду левых, некоторые из них начали рассуждать про западный империализм, манипулирующий НКО, чтобы свергнуть правительство. И некоторые западные читатели, знакомые с тем, как США проводит подобные операции в различных странах, думают, что именно это происходит в Грузии. Это не так.
Мы видели, как это происходило с борьбой Украины за самоопределение. Некоторые левые свели эту борьбу к войне между империями, не имеющей ничего общего с украинским народом. Украинцев не признают участниками собственной борьбы, а превращают в пешек более крупных держав. Это неправильно в отношении Украины, и это также неправильно в отношении Грузии. Мы не марионетки, слепо следующие приказам других.
Лела: Честно говоря, я в ярости от того, что некоторые левые запустили кампанию, которая сводит динамическую ситуацию в Грузии к этой истории про НКО. Они не просто искажают цели движения, но также и природу и проблемы политической экономии Грузии.
Это позор со стороны левых. Эти люди причиняют очень много вреда. Карикатурно изображая протесты как «цветную революцию», поддерживаемую НКО, они привели к тому, что многие международные левые отказались выражать солидарность.
Хуже того, они превратили в оружие всю критику, которую такие люди, как мы, годами высказывали против крупных НКО и той противоречивой роли, которую они сыграли в Грузии, чтобы очернить нынешние протесты. Обвинение во всем крупных НКО на самом деле усложняет нашу задачу по их критике, потому что это заставляет нас звучать так, будто мы на стороне правительства.
Мы — часть массового движения в крошечной стране против партии, поддерживаемой олигархом, который превращает Грузию в свой задний двор для извлечения прибыли. Мы сталкиваемся с угрозой авторитаризма, если не фашизма. То, что некоторые левые не воспринимают наши опасения всерьез и игнорируют их, шокирует.
Георгий: Я абсолютно согласен с Лелой. Многие западные левые привыкли постоянно применять эти расплывчатые формулы к каждому событию, происходящему в мире, без какого-либо материалистического анализа конкретных ситуаций.
Реальный мир просто невозможно свести только к расширению ЕС или НАТО. В случае с Грузией наш правящий класс, его партии, их авторитарный поворот и вся политико-экономическая модель Грузии ставят под угрозу все наши демократические права, права личности и права трудящихся.
Иа: Я хочу добавить лишь две вещи. Во-первых, для меня просто поразительно, что некоторые левые используют тот же самый аргумент про НКО, которым пользуется олигархическое правительство, чтобы легитимировать свой закон об «иностранных агентах». Как им не стыдно?
Во-вторых, Лела, я и многие другие написали множество критических статей в отношении НКО, но мы никогда не снимали с грузинских элит, партий и правительств от ответственности за все социальные и экономические страдания в Грузии. Неразумно винить во всем НКО. Это нечестно.
Лела: Это абсолютно верно. Невозможно обвинять НКО в том, что Грузия находится в положении зависимой экономики, где отсутствует социальное государство и страдающей от бедности. НКО — это симптом проблемы, они сыграли роль в неолиберализации, но они не являются ее причиной.
Со стороны левых безответственно сводить эту огромную проблему к НКО и оправдывать грузинские элиты и правительство за демонтаж государства всеобщего благосостояния. Это просто неверно.
Лука: Эта часть левых не воспринимает всерьез угрозу авторитаризма. Эта угроза наиболее очевидна в системе правосудия. Наш олигарх добился того, чтобы «Грузинская мечта» назначила так называемый полностью лояльный ему «клан судей» для управления судами в его интересах.
Это лишь один пример общего скатывания к авторитаризму. То, что левых не беспокоят эти тенденции в Грузии и по всему миру, шокирует. Нечестно писать о нынешнем протесте и не учитывать эту масштабную атаку на демократию.
— В результате империалистической агрессии Россия захватила 20% территории Грузии в 2008 году. За этим последовала агрессия в других постсоветских странах, кульминацией которой стало жестокое вторжение России в Украину в 2014 и потом 2022 году, продолжающееся до сегодняшнего дня. Какое влияние империалистическая война, которую Россия ведет в Украине, и российские амбиции восстановить свою бывшую империю оказали на «Грузинскую мечту», общественное мнение в Грузии и протестное движение?
Георгий: «Грузинская мечта» использовала войну, чтобы балансировать между Западом, с одной стороны, и Россией и Китаем, с другой. Они утверждают, что некая «партия глобальной войны», состоящая из влиятельных государств, корпораций и неправительственных организаций, подталкивает Грузию к войне против России.
Они используют этот аргумент, чтобы оправдать свой закон об «иностранных агентах» и авторитарный поворот. Недавно они даже намекали, что у них есть какое-то решение проблемы грузинских территорий, оккупированных Россией, но НКО не позволяют им реализовать его.
Тамар: Правительство пытается нас запугать, говоря, что без этого закона «все закончится, как в Украине». Оппозиционные партии, напротив, описывают наше будущее после принятия этого закона как «беларусизацию»: что мы станем еще одной Беларусью, авторитарным государством под каблуком Кремля.
Нам, левым, не удалось популяризировать позитивное альтернативное видение нашего национального и международного будущего. Это наша задача как активных участников этого движения. Это непростая задача, учитывая слабость наших левых сил.
— Итак, какова позиция грузинских левых во всей этой ситуации? Каковы его отношения с политическими партиями: как с «Грузинской мечтой», так и с главной оппозиционной партией «Единое национальное движение»? И какова позиция по имперскому соперничеству между Россией и западными державами, ЕС, НАТО и США?
Георгий: Когда мы говорим о грузинских левых, нужно конкретизировать, что мы подразумеваем под «левыми». В политическом ландшафте Грузии, как и в других постсоветских странах, в целом нет сильного левого движения.
У нас, левых, по большей части нет своих партий. У нас также нет сильных профсоюзов и рабочих движений. Левые состоят из отдельных лиц, общественных деятелей, ученых, небольших групп, некоторых студенческих организаций, низовых сетей и различных формирований гражданского общества. Поэтому нам довольно сложно играть существенную роль.
Учитывая эту реальность, как левые позиционируют себя в партийной политике Грузии? Первое, что следует сказать, это то, что современные грузинские левые сформировались в оппозиции «Единому национальному движению» Михаила Саакашвили, его союзникам в крупных неправительственных организациях и их неолиберальной политике. Таким образом, левые не поддерживают эту бывшую правящую партию.
Отношения левых с «Грузинской мечтой» были проблематичными и сложными. Некоторые левые группы даже присоединились к «Грузинской мечте» в Объединенной коалиции, чтобы баллотироваться против Саакашвили на выборах 2012 года. «Грузинская мечта» тогда позиционировалась как реформистский проект, обещающий улучшение жизни людей.
Но «коалиция» вокруг «Грузинской мечты» давно распалась. «Грузинская мечта» пошла по пути полной монополизации экономической и политической власти. Социально-экономические условия большинства населения не улучшились, и мы по-прежнему остаемся самой неравной страной в регионе. Конечно, мы должны противостоять «Грузинской мечте» с ее правым авторитарным поворотом и монополистическим капитализмом.
Наше движение «Хма» началось как протест против именно тех системных бед, которые породил курс «Грузинской мечты»: хищническое банковское дело, голод в школах, «картели» в фармацевтическом секторе, принудительные выселения, эксплуатация стратегических природных ресурсов в интересах крупного капитала и так далее. Левые должны найти новую политическую форму и предоставить позитивную альтернативу правящему классу и его политическим партиям.
Лела: Я думаю, что минимальная позитивная программа состоит в том, чтобы обеспечить местным прогрессивным движениям шанс на борьбу за социальную защиту и защиту своей среды обитания. Это только первый шаг в поиске альтернативы программе развития Грузии как транзитного узла, которую наши правители и их международные покровители навязали нашей стране. Противодействие этому и защита наших демократических прав остаются главным приоритетом.
Георгий: Я думаю, что одна из обязанностей левых — бросить вызов идее, что мы должны сделать выбор между Западом и Востоком. Хотя ЕС кажется привлекательным, мы должны помнить, что Грузия может стать частью ЕС без особых изменений к лучшему.
Даже будучи в ЕС, наша страна может оставаться бедной и зависимой страной с высоким уровнем неравенства, как некоторые постсоциалистические государства Восточной Европы. Конечно, прямой дрейф в лагерь России или Китая был бы не лучше, а, возможно, даже хуже, поскольку он предполагает установление авторитарного режима. В этой ситуации обострения имперского соперничества мы должны сосредоточиться на отстаивании интересов большинства во всех вопросах — например, во всех планах развития инфраструктуры.
На мой взгляд, проблема с Намахванской ГЭС не в том, что это большая гидроэлектростанция, а в том, что ее строительство подрывает именно суверенитет государства и не приносит пользы большинству нашего общества. Неравный контракт между грузинским государством и частной компанией из Турции стал основной причиной протеста.
Точно так же нужно подходить к вопросу внешней политики. Мы должны спросить: приносит ли это приносит пользу рабочему классу и большинству общества? Улучшает ли это наше социальное благосостояние? Улучшает ли это условия жизни многих грузин?
Конечно, Грузия имеет право выбирать свою геополитическую ориентацию. Но мы всегда должны спрашивать: каков социальный характер этой ориентации? Если мы выберем Европу, то какую Европу? Виктора Орбана? Безудержного неолиберализма? Или это будет более социальная и прогрессивная сторона Европы?
Поэтому левые всегда должны выступать за интересы рабочих и большинства населения и, конечно, за наши демократические права.
Лела: Я думаю, мы должны бросить вызов концепции развития, продвигаемой всеми капиталистическими и империалистическими силами. Это влияет на мое видение того, каким образом должны позиционировать себя левые в условиях текущей борьбы за капиталистическую гегемонию.
Все державы продвигают экстрактивистский зеленый капитализм, который окажет разрушительное воздействие на общество и экологию Грузии. Нам необходимо отстаивать альтернативу, которая принесет пользу обществу и сохранит окружающую среду и местный образ жизни.
Мы не должны принимать эту экстрактивистскую стратегию развития транзитного узла ни со стороны ЕС, ни со стороны Китая. Так что мы как левые должны усилить нашу антикапиталистическую политику и отказаться от упрощенного прагматизма, когда вся политика сводится к выбору меньшего зла из разных вариантов империализма.
— США усилили давление на «Грузинскую мечту» и введение ею закона об «иностранных агентах», наложив ограничения на поездки своих ведущих политиков. Как к этому должны относиться левые?
Лела: Я думаю, это очень проблематичный шаг со стороны США. Правительство Грузии будет использовать эти запреты, чтобы разжечь страх перед войной, обосновать свой поворот против Запада и удвоить усилия по установлению авторитаризма.
Нам следует также взглянуть на этот сценарий с геополитической точки зрения. Если США попытаются свергнуть правительство, это может спровоцировать Россию на ответные меры, включая начало войны.
Лука: Меня также беспокоит то, что члены Европарламента обсуждают предложения о приостановлении визового режима для Грузии. Прямо сейчас мы можем путешествовать без виз три месяца по Шенгенской зоне.
Введение визовых ограничений сыграет на руку «Грузинской мечте». Они попытаются скрыть тот факт, что это именно они отделяются от Европы и движутся в сторону России, и скажут: «Послушайте, Европа нас больше не хочет. Они снова предали нас, как и много раз до того».
Тамар: Я согласна. На данный момент подобные угрозы лишь подтверждают заявления «Грузинской мечты» о том, что Запад угрожает нашему суверенитету. Единственное условие, при котором такие ограничения на поездки, приостановка виз и санкции будут иметь смысл, — это если внутри Грузии будет консенсус в отношении того, что эти политики — предатели.
Односторонние действия западных держав до того, как будет достигнут такой консенсус, могут иметь неприятные последствия. Но потенциал для развития этого консенсуса сейчас велик. И именно мы, прежде чем кто-либо другой, должны найти способ привлечь этих политиков к ответственности и заставить их заплатить за свои действия.
Лела: Масштаб западного лицемерия делает эту ситуацию еще более проблематичной. Тот же Энтони Блинкен, который объявляет об ограничениях на поездки, дал зеленый свет геноциду Израиля в секторе Газа. Это ставит нас, левых, в ужасное положение. Трудно участвовать в протестах, где некоторые люди приветствуют Блинкена, угрожающего санкциями в отношении Грузии.
Лука: Это очень трагическая ситуация. В контексте происходящего в Газе проблематично бороться за что-либо под флагом ЕС. Геноцидная война Израиля выявила тот факт, что международный правовой порядок и справедливость определяются влиятельными игроками, особенно США и ЕС, и служат их интересам.
«Грузинская мечта» ответила на критику Запада в отношении подавления протестов, назвав ее лицемерием. Премьер-министр указал на репрессии Байдена в отношении пропалестинских лагерей на университетских кампусах по всей территории США и аналогичные репрессии в странах ЕС.
Но это не должно привести к тому, чтобы грузинские или международные левые поддержали выход Грузии из западного лагеря и ее превращение в авторитарный режим и присоединение к России и Китаю. Мы должны отвергнуть эту идею как совершенно циничную и нигилистическую.
Россия и Китай не предлагают никакой альтернативы. Их пропаганда многополярного мира, как написал Борис Кагарлицкий, сидя в путинских застенках, — это просто риторическое оправдание империалистических интересов и попросту значит, что государства получат возможность действовать, как они считают нужным, в отсутствие каких-либо общих правил.
— Что могут сделать активисты, сочувствующие борьбе Грузии за демократию и равенство, чтобы поддержать движение?
Лука: Во-первых, не покупайтесь на нарративы, которые преуменьшают опасность «Грузинской мечты» для народа Грузии. Не ведитесь на готовые абстрактные формулы, которые выдает «Грузинская мечта» и потом повторяют некоторые левые, что западные НКО устраивают цветную революцию.
Надеюсь, мы смогли показать, что эти формулы не объясняют того, что происходит в нашей стране. Вместо этого международные левые должны проявить солидарность с нашей борьбой за демократию и самоопределение.
Лела: Мы находимся в очень тяжелой ситуации. Люди вокруг меня искренне боятся, что у них не будет другого выбора, кроме как эмигрировать. Если этот тип авторитаризма будет консолидирован, жизнь в Грузии, какой мы ее знаем, кардинально изменится для многих людей.
Мы уже видели это в России, Беларуси, Венгрии. Подобные угрозы усиления консервативной и крайне правой политики существуют не только в других бывших социалистических государствах, но и на Западе.
Столкнувшись с социальной незащищенностью, безработицей и колоссальным экономическим неравенством, многие граждане в последние годы уехали из Грузии. В одном только 2023 году из страны уехали 250,000 человек, что в два раза больше, чем в 2022. Происходящая сейчас авторитарная консолидация и атака на политические права угрожает запустить еще одну, вероятно бо́льшую, волну эмиграции из Грузии.
Поэтому просто из базовой солидарности международные левые должны воспринять нашу борьбу всерьез и рассматривать ее как часть общей борьбы за демократические права, равенство и альтернативы экстрактивистскому зеленому капитализму.
Иа: Я полностью согласна с Лелой. Многие из нас чувствуют, что если мы не остановим этот авторитарный поворот сейчас, потребуются годы, чтобы отвоевать наши демократические права обратно. Это экзистенциальный кризис для Грузии. Если нам придется покинуть нашу страну, неизвестно, сможем ли мы когда-нибудь вернуться домой.
Лела: Один из наиболее важных способов проявления солидарности — это слушать, что говорят грузины, участвующие в движении, читать нашу аналитику и воспринимать ее серьезно. Лишь тогда мы сможем построить солидарность в общей борьбе за лучший мир.
Лела Рехвиашвили — исследовательница в Институте региональной географии им. Лейбница, где она специализируется на политической экономии и региональной географии с фокусом на постсоциалистические страны Восточной Европы и Евразии.
Лука Нахуцришвили — преподаватель критической теорим в Государственном университете Илии в Тбилиси и научный сотрудник Института социально-культурных исследований в том же университете. Имеет докторскую степень (PhD) по сравнительному литературоведению (Tübingen/Perpignan) и MA по философии (Wuppertal/Prague/Toulouse-le Mirail).
Иа Эрадзе — политэкономист, чьи исследования фокусируются на финансах в постсоциалистическом пространстве. Она является доцентом Грузинского института государственного управления (GIPA), преподавателем фонда CERGE-EI Foundation и исследователем в Институте социально-культурных исследований в Государственном университете Илии в Тбилиси.
Георгий Картвелишвили — член движения «Хма» («Голос»). Аспирант программы по истории нового и новейшего времени и дальневосточных исследований в Тбилисском государственном университете. Обладает степенью МА по современным исследованиям Юго-Восточной Азии (Duisburg-Essen University).
Тамар Кебурия — аспирантка программы по восточноевропейской истории в Государственном университете Илии в Тбилиси и в Университете Гёттингена. Является ассоциированным исследователем Института социально-культурных исследований.
