Вместо предыстории
Прошло почти два месяца с самого серьезного обострения армяно-азербайджанского конфликта, разгоревшегося после окончания Второй карабахской войны («44-дневной войны») осенью 2020 года. На фоне поездки Нэнси Пелоси в Ереван публичные мнения и оценки конфликта со стороны западных политиков разделились. Джеймс Джей Карафано, ведущий эксперт по нацбезопасности США, известный как «стабилизатор» американской внешней политики при президентстве Трампа, обвинил Армению в превращении Карабаха в «остатки Карфагена» и призвал американское руководство усилить поддержку Азербайджана. Член Палаты Представителей от Калифорнии Адам Шифф выступил с обвинениями Азербайджана и соответствующей резолюцией. Депутат-консерватор из британского парламента Боб Блэкман осудил «атаку Армении на суверенную территорию Азербайджана». Спецпредставитель Евросоюза на Кавказе поочередно писал то о военных преступлениях армянских вооруженных сил против азербайджанских военнопленных, то о преступлениях вооруженных сил Азербайджана — против военнопленных армянских. Параллельно разгорающаяся информационная война между Азербайджаном с одной стороны и Россией и Ираном с другой символично окаймляется изумлением Фрэнсиса Фукуямы. Бывший оптимист явно не таким представлял конец истории.
Все эти годы палитра различных, порой взаимоисключающих подходов была характерной чертой Запада в освещении карабахской проблемы. Однако понимание этого конфликта с российской стороны сформировалось в рамках черно-белой картины, и симпатии к армянской стороне здесь довольно однозначны. Сложно представить какой-либо еще постсоветский конфликт, по которому на протяжении всех тридцати лет после распада СССР столь единодушны деятели совершенно разных политических взглядов — от ультранационалистов Белова-Поткина и Стрелкова-Гиркина и путинского пропагандиста Владимира Соловьева до уже покойных Владимира Жириновского, Галины Старовойтовой или Александра Солженицына (трансформация взглядов на проблему отдельных либералов вроде Алексея Венедиктова — тема для отдельной статьи). По словам Дмитрия Фурмана, такое отношение породило у азербайджанцев ощущение «невыслушанности», ведь господствующее общественное мнение считало их «дикими мусульманами, воюющими против маленького христианского народа». Аналогичную черно-белую картину, только с симпатиями к азербайджанской стороне, можно наблюдать, если обратиться к СМИ в странах, конфликтующих с Россией. Здесь достаточно вспомнить реакцию украинских медиа на сообщения Баку об освобождении Шуши или то, как Алексей Арестович и другие украинские комментаторы с восхищением сравнивали шушинскую операцию с выходом израильтян к Стене Плача.
Карабахский конфликт давно превратился в кровавый нарратив, в котором выбор точки отсчета выдает идеологические установки и намерения, собственно, тех, кто ее так или иначе фиксирует. Так, например, в России перестроечно-постсоветский этап карабахского конфликта принято «отсчитывать» с сумгаитских погромов, оставляя за скобками предшествовавшие этнические чистки в Армении и поток азербайджанских беженцев в Сумгаит и находящийся в 10 км от Сумгаита ПГТ Сарай. А азербайджанская официальная пропаганда берет за начало этнические чистки в Армении с ноября 1987 года, умалчивая про этнический конфликт в населенном армянами Чардахлы в сентябре-октябре того же года.
Корни конфликта уходят в русскую революцию 1905–1907 гг., когда царский режим не нашел ничего эффективнее, чем стравить два народа в промышленном Баку, где вовсю расправляло плечи рабочее движение (это столкновение блестяще показано в советском фильме Степана Кеворкова «Лично известен», снятого в 1957 году). У британо-американского социолога Майкла Манна есть тезис о том, что параллельное формирование нации и политических институтов рождает взрывоопасное сочетание. История создания национальных республик в 1918–1920 годы хорошо этот тезис иллюстрирует. В течение этих двух лет на этнически мозаичном Кавказе подобные конфликты приобрели новую и самостоятельную динамику. Армения и Азербайджан были заняты, помимо прочего, взаимной резней и войной за установление контроля над Нахичеванью, Зангезуром (ныне Сюникская область Армении) и Нагорным Карабахом. В ту пору большевикам удалось на время заглушить межнациональный конфликт, но обе стороны остались недовольны. Азербайджан «утратил» Зангезур, при этом азербайджанцы региона не получили зеркального статуса автономии, — а Нагорный Карабах было решено оставить в составе Азербайджана. Примечательно, что на фоне проазербайджанской позиции англичан и фактического азербайджанского контроля над Карабахом еще до прихода большевиков подобное решение было воспринято в Баку как само собой разумеющееся. Армения в свою очередь также не была удовлетворена подобным решением: просьбы в Москву о передаче НКАО в состав Армянской ССР будут регулярными вплоть до конца 80-х годов, до новой спирали обоюдного насилия, перешедшей в полномасштабную войну в 90-е и завершившейся в 1994 году поражением Азербайджана.
Так помимо пяти районов Нагорного Карабаха под контролем Армении оказались еще семь районов Равнинного Карабаха, которые Азербайджан вернул в ходе Второй карабахской войны в 2020 году. После установления контроля в Шуше азербайджанская армия была практически в полушаге от взятия Степанакерта/Ханкенди. Однако мутная история с российским вертолетом и обстрелы Азербайджана российскими «Искандерами» дали Баку ясно понять, что Россия готова непосредственно вмешаться в случае продолжения наступления. Историческая ловушка, в которую сейчас попала Россия в Украине, играет на руку Азербайджану со свойственным руководству страны стремлением окончательно установить контроль над «зоной ответственности российских миротворческих сил» в Карабахе — сделать то, что не вышло осенью 2020 года по причине вмешательства России в конфликт.
Что произошло?
31 августа состоялась очередная встреча глав Армении и Азербайджана в Брюсселе при посредничестве председателя Европейского совета Шарля Мишеля. Мишель оптимистично заявил, что стороны договорились о работе над проектом текста окончательного договора, а Ильхам Алиев анонсировал скорое заключение окончательного мира. В Армении же реакция на эти события была весьма сдержанной. Так во время своего выступления во Владивостоке 7 сентября Никол Пашинян высказался о том, что никаких соглашений в Брюсселе добиться не удалось. В Баку ожидаемо обвинили Пашиняна в срыве переговоров, параллельно заявив о провокациях на приграничных территориях.
В ночь с 12 на 13 сентября начались массивные обстрелы уже территории самой Армении, а Пашинян заявил об оккупации азербайджанскими вооруженными силами десяти квадратных километров армянских территорий. Формально Азербайджан отрицал эти обвинения, но в то же время официальные СМИ и военные комментаторы утверждали, что если для Армении нет признанной границы Азербайджана, то ее нет и для Азербайджана. Спустя десять дней после начала обстрелов это фактически подтвердил и сам Ильхам Алиев: «Без проведения делимитации границы никто не может сказать, откуда она проходит». То, что Азербайджан воспользовался поражениями России в Украине, ни для кого-то не является секретом. Другое дело, что оккупация условного Зангезура/Сюника навряд ли была действительной целью Баку. Сам Пашинян уже 15 сентября прокомментировал происходящее следующим образом: «Мы готовы подписать бумагу, из-за которой многих из нас будут ругать, назовут предателями, народ может принять решение изгнать нас из власти, но в результате чего Армения получит сохранение мира. Меня не интересует, что будет со мной, меня интересует, что будет потом с Республикой Армения». После этого перед зданием парламента в Ереване начались стихийные протесты. Пашинян, судя по всему, одновременно сигнализировал как Баку, так и международному сообществу о ситуации, в которой от него ждут непопулярных решений. С другой стороны, оккупированные Азербайджаном территории автоматически стали предметом торга с Азербайджаном, постепенно вытеснив карабахский вопрос из риторики Пашиняна. Оппозиция Армении пригрозила обвинить правительство в сдаче Карабаха в случае, если Пашинян признает территориальную целостность Азербайджана. В результате переговоров, которые прошли в Праге 6 октября, Пашинян и Алиев признали территориальную целостность двух государств на основе Устава ООН и Алма-Атинской декларации 1991 года.
Новая геополитическая и внутриполитическая реальность
Для понимания того, как Алиев подходит к принятию решений — а сейчас инициатива прибегнуть к силовым методам исключительно на его ответственности, — нельзя не учитывать конфигурацию интересов как западных, так и региональных держав.
США, считающие Азербайджан ключевым стратегическим партнером в регионе, не ограничивают свою заинтересованность лишь энергетическим сектором. Азербайджан, будучи единственным государством, граничащим одновременно с Россией и Ираном, представляет геополитическое значение для Вашингтона и стран ЕС. Например, стоит обратить внимание на программу ТРАСЕСА и подобные ей проекты, призванные оттянуть Среднюю Азию от России, проложив транскаспийский маршрут в Европу. Буквально месяц назад помощник госсекретаря США Дональд Лу убеждал казахских коллег подключиться к мировому рынку через территорию Азербайджана и Грузии, и недавние поездки Алиева и Эрдогана по странам постсоветской Азии были направлены на скорейшее достижение соответствующей цели — сформировать новую межрегиональную транспортную и энергетическую реальность при поддержке США и без участия России. Евросоюз также заинтересован в подобной проекте, включая коридор из Китая через Среднюю Азию и Кавказ (т.н. «средний коридор Нового Шелкового пути»). Перечень сфер взаимодействия ЕС и Азербайджана довольно широк, он включает в себя и военную сферу (хотя ключевым союзником Азербайджана здесь в первую очередь оказывается Израиль). Примечательно, что именно Франция является важным партнером Баку в поддержке космической программы Азербайджана, сыгравшей немаловажную роль в «44-дневной войне» с Арменией. В то же время подавляющие присутствие России практически во всех секторах экономики Армении вкупе с политикой Азербайджана по экономической изоляции страны ограничивают Еревану пространство для маневра при смене внешнеполитической ориентации. И введение США санкций против некоторых армянских компаний свидетельствует о том, что издержки и следствия пророссийской ориентации Армении будут только расти.
Схожие с Западом интересы имеет и Турция: разблокировка границ с Арменией обсуждается с правительством Пашиняна уже с лета этого года и включает открытие сухопутных границ и прямых авиагрузоперевозок. Эти шаги полностью соответствуют амбиции официальной Анкары создать коридор из Китая в Европу и построить единое энергетическое пространство со странами Средней Азии, в обход России.
В этой связи нельзя не отметить раздражение Ирана, который в изменении геополитического расклада в регионе видит угрозу собственной безопасности и экономическим интересам, и не без оснований. Армения для Ирана является одновременно северным «окном» для выхода на рынки Таможенного Союза ЕАЭС и важным промежуточным звеном на пути к Черному морю. Закрытые границы с Азербайджаном и Турцией, как и уязвимость в случае обострения отношений между Грузией и Россией, делает Армению наиболее предсказуемым и зависимым от Ирана соседом, учитывая, что между странами за последние десятилетия возникли довольно тесные связи. Закрытие границы между Арменией и Азербайджаном превращает Иран в транзитный пункт для поставок грузов из «материкового» Азербайджана в Нахичевань — азербайджанский эксклав, граничащий с Арменией, Турцией и Ираном (альтернативный путь через Грузию и Турцию — огромный крюк с севера). Возможность разблокировки транспортных сообщений между двумя враждующими странами также угрожает Ирану диверсификацией торговых путей из Китая в Европу и из Турции в Среднюю Азию за счет наиболее короткого (и политически удобного для Запада) маршрута. Все это означает, что Иран однозначно не заинтересован в том или ином разрешении конфликта без учета своих интересов. В этой связи неудивительно, что именно Иран в сентябре в контексте эскалации конфликта стал угрожать Баку (более подробно об экономической составляющей конфликта между Баку и Тегераном можно прочитать здесь).
Безусловно, нельзя не упомянуть и Россию, где многие обвиняют Армению чуть ли не в предательстве союзнических отношений, несмотря на объективное ослабление российской поддержки. Жестокие ошибки и просчеты относительно Украины превратили Россию в бумажного тигра не только для Азербайджана, но и для близких ей Казахстана и других стран региона. Загнанная в угол, Россия вынуждена наблюдать за стремительными переменами в регионе, откуда ее будут вытеснять. Поэтому неудивительна активизация западных площадок для переговоров представителей Армении и Азербайджана в противовес «российской миротворческой миссии». Уже 7 октября Эмманюэль Макрон, а позже глава турецкого МИД Мевлют Чавушоглу отметили, что стороны официально признали территориальную целостность друг друга — что в Баку сочли за дипломатическую победу. С точки зрения Запада, впервые за 220 лет возникла ситуация, когда Россия находится практически на грани полной потери Южного Кавказа. Ведь любой окончательный мирный договор с Азербайджаном и открытие границ с Турцией автоматически делает ее военную базу ненужной Армении. Уже сейчас объявлен двухмесячный мониторинг гражданской миссии ЕС границы с Азербайджаном. По истечении этого времени ожидается окончательный мирный договор между Арменией и Азербайджаном при содействии западных держав.
Отсюда вытекает активность российской стороны, обвиняющей правительство Пашиняна в «сдаче Карабаха», что было завуалированно озвучено и самим Владимиром Путиным на пленарной сессии дискуссионного клуба «Валдай»: «…Мы не собираемся ничего диктовать Армении. Если армянский народ и армянское руководство считают, что надо выбрать так называемый вашингтонской вариант этого договора, который, насколько я понимаю, предусматривает признание суверенитета Азербайджана над Карабахом, — пожалуйста». В противовес «вашингтонскому варианту» Россия, стоит полагать, предлагает фиксацию статуса-кво под российским контролем вне юрисдикции Баку. Там же Путин отметил, что Россия предлагала вернуть Азербайджану пять районов Карабаха (как отмечалось выше, из 12 районов Карабаха армянское население составляло большинство лишь в четырех, в остальных абсолютным большинством были азербайджанцы, изгнанные оттуда в ходе Карабахской войны в 90-х). Никол Пашинян уже на съезде своей партии два дня спустя в ответ парирует: «…международное сообщество, все без исключения государства считают Карабах частью Азербайджана, отметил глава правительства. Если в мире есть государство, которое не считает Карабах частью Азербайджана, пусть об этом заявит публично. Пусть ни у кого не будет иллюзии о том, что ситуация иная».
В Армении до прихода к власти Никола Пашиняна так называемый «карабахский клан» способствовал тому, что карабахская тематика напоминала о себе двойственным образом. На международно-правовом уровне режим Кочаряна-Саргсяна подписывал договоры, в той или иной степени соответствовавшие видению международного сообщества, — с готовностью вернуть ранее оккупированные населенные азербайджанцами территории Карабаха (как минимум, семь районов) под контроль Азербайджана, а судьбу населенных армянами районов (четыре района из пяти) решить в будущем посредством волеизъявления, после реинтеграции всех беженцев и внутренне перемещенных лиц. При этом внутренняя риторика была ожидаемо бескомпромиссна — «ни пяди земли врагу».
Фактически смещенный со своего поста (из-за стремления к компромиссам с Азербайджаном ради сохранения максимально выгодных для армянского населения Нагорного Карабаха условий) первый президент Армении, Левон Тер-Петросян, призывал к скорейшему урегулированию конфликта. Он оказался прав, еще в 1997 году отметив, что максимализм армянских националистов приведет к полной потере выгодных позиций в переговорах из-за нажима международного сообщества и экономически усиливающегося Азербайджана. Его слова оказались пророческими.
На первый взгляд может показаться, что эволюция и ожесточение взглядов его «ученика», Пашиняна, известного ранее как сторонника компромиссов и «линии Тер-Петросяна», есть всего лишь дань популизму. Но здесь стоит помнить, в каких условиях Пашинян вступил в переговоры по Карабаху. Прекрасно помня политическую судьбу своего «учителя», Пашинян стал заложником ситуации, во многом обусловленной разрывом между логикой переговорной линии предшествующих властей, сознательно создававших упомянутую двойственность, и реальным восприятием ситуации в обществе, которое было не в курсе условий переговорного процесса на фоне публичного шапкозакидательства. В этих условиях Пашинян выбрал наиболее опасную и одновременно легкую альтернативу — перекинув ответственность на стихию войны, выйдя в одностороннем порядке из переговорного процесса.
Вышеописанное никак не оправдывает и Азербайджан. Там не скрывают, что именно такая логика была наиболее выгодна Баку, ведь Армения, как и Россия в ситуации с Украиной, за долгие годы так и недооценила способность проигравшей стороны извлекать уроки из поражения. За счет войны Азербайджан дошел до полного отрицания претензий 120-тысячного армянского населения Нагорного Карабаха хотя бы на автономию. Вопрос самоуправления не теряет смысла, даже если на минуту отбросить весь кровавый контекст нынешнего конфликта. Так мой приятель из Баку (у нас ощутимые идеологические разногласия из-за его ультралиберальных экономических взглядов), год назад письменно обратился к демократической оппозиции алиевского режима, которая войну поддержала. Суть обращения состояла в том, что даже при бескровной интеграции армянского меньшинства Карабаха в азербайджанское общество, в силу каких-либо социально-экономических или политических причин в условном Степанакерте/Ханкенди с большой вероятностью права этнических армян будут нарушены. Вопрос, озвученный в обращении, звучал следующим образом: «Каковы, исходя из ваших ресурсов и сил, будут ваши действия, если права армян Нагорного Карабаха будут нарушаться?»
Едва ли стоит объяснять, что общество, в котором сидящий в тюрьме оппозиционер выражает поддержку алиевскому режиму в войне приостановкой голодовки, объявленной против произвола этого же режима, не располагает инструментарием для защиты армянского меньшинства. Решение карабахского конфликта при любых цивильных вариантах (даже в рамках территориальной целостности Азербайджана) угрожает режиму, ибо предполагает создание демократических институтов волеизъявления на местах — это противоречит политическому смыслу режима Алиева. В этих условиях неудивительно, что приближенные к президентской администрации открыто намекают на интеграцию через азербайджанскую «элиту», главой которой видят армянского олигарха Рубена Вартаняна. Так как армяне Нагорного Карабаха вряд ли превышают 120 тысяч населения, Алиев, вероятно, делает ставку на успешную вариацию чеченского сценария с режимом Кадырова в РФ — подкуп части населения и локальной «элиты» в обмен на лояльность. Безусловно, такая модель «интеграции» будет основана на актуальности самого режима: в реалистичности этого сценария можно не сомневаться, а его реализация упрочит плацдарм для алиевской диктатуры.
С другой стороны, в отличие от «44-дневной войны», в нынешний период эскалации конфликта в Азербайджане некоторые из бывших сторонников войны, и сторонников весьма рьяных, были возмущены военными действиями. Хотя в основном речь шла о бессмысленности новых жертв, можно было услышать лозунги вроде «Зангезур — это Армения, и точка!», «ни пяди метра за границей Азербайджанской Республики» и тому подобное. Это говорит о том, что милитаризм и военная риторика Алиева даже у азербайджанских националистов вызывают отвращение.
Разумеется, все эти перипетии еще потребуют толкового расследования и изучения, однако сейчас говорить о каких-либо оптимистических сценариях, о прорыве в отношениях между Арменией и Азербайджаном на уровне общества говорить не приходится. И вовсе не потому, что Алиев — фанатик-националист, как раз идейным человеком его вряд ли назовешь. А потому что существующая логика межэтнического напряжения выгоднее его режиму. Именно в этом многоуровневом и сложном в своих противоречиях состоянии проявляет себя на данном этапе старый карабахский излом.
