В первой части я попытался показать, какую роль сыграл неолиберализм в углублении израильской оккупации на территориях, предназначенных для палестинского государства. Теперь мы можем вернуться еще дальше во времени и задаться вопросом о природе сионизма.
Сионизм: между национализмом и поселенческим колониализмом
Сионизм стал неприличным словом в кругах международных левых. Надо признать, что такое отношение в значительной степени является заслугой самих сионистов, так как более агрессивные и националистические течения сионизма не раз брали верх, будь то в силу внешних обстоятельств или внутренней борьбы. Даже в Израиле, особенно в последние годы, сионизм почти полностью лишился своего содержания, превратившись в кодовое слово, обозначающее превосходство евреев над палестинцами, будь они гражданами Израиля или нет. Но и здесь кроется ошибочное — телеологическое, детерминистское, почти а-историческое — понимание сионизма, которое рассматривает изменяющееся историческое явление как выражение вечной неизменной сущности.
Сионизм был продуктом своего времени. Он возник на фоне кризиса, в котором оказался еврейский народ во второй половине XIX века, на фоне подъема индустриального капитализма в Восточной Европе и зарождения современного антисемитизма. Процессы модернизации привели к распаду традиционных общин, и евреи, которые до этого были преимущественно не крестьянами, а «народом-классом» мелких торговцев, оказались в состоянии экзистенциального кризиса и не смогли интегрироваться в развивающийся капитализм. В это время 90% евреев мира проживало в Европе, из них подавляющее большинство — в ее восточной части. В этих исторических обстоятельствах евреи сформулировали три основных ответа на кризис, в котором они оказались: индивидуальная стратегия иммиграции; сионизм и бундизм — коллективные национальные ответы; и социализм или коммунизм как коллективные и универсалистские ответы. Борьба между различными реакциями на этот кризис привела к взаимному влиянию этих течений. Поэтому неудивительно, что гегемонные течения в сионизме долгое время были левыми и находились под влиянием различных течений социализма, особенно марксизма, анархизма и русского народничества.
Еврейский национализм возник в Центральной и Восточной Европе, где доминировали многонациональные и полиэтничные империи. Как и многие другие национальные движения меньшинств, еврейский национализм развивался не на основе существующей государственной структуры и аппарата, а в противовес им. Такие национальные движения определяют себя прежде всего в этнических и культурных терминах. По сути, сионизм был лишь одним, не очень крупным течением в рамках развивающегося еврейского национализма на рубеже XIX и XX веков. Более популярным был другой национальный проект, представленный «Бундом» — Всеобщим еврейским рабочим союзом в Литве, Польше и России, — который выступал за экстерриториальную национально-культурную автономию в духе австромарксизма. Сионисты же выступали за концепцию территориального национализма, заимствуя идеологические модели, распространенные в Европе того времени: смысл национального освобождения заключался в независимости или автономии на определенной территории. Однако, в отличие от большинства этнических и культурных групп Восточной Европы, эта территория находилась далеко. Историческая память, традиции и мифология евреев указывали им путь в Эрец Исраэль (Земля Израиля) или Палестину.
Существует точка зрения, отрицающая эту связь, а также и само существование евреев как народа (а значит, и как потенциальной нации). Это старое утверждение, которое в последние годы получило новый импульс от знаменитой книги Шломо Занда «Кто и как изобрел еврейский народ». Книга страдает фундаментальным недостатком именно потому, что ее основная посылка абсолютно верна — все современные нации являются поздними социальными конструктами, все они, по словам Бенедикта Андерсона, суть «воображаемые сообщества». В этом смысле современный еврейский народ является изобретением точно так же, как и любая другая современная нация. Многие израильские правые утверждают, что палестинского народа не существует, ссылаясь на сомнительные исследования; однако проблема не столько в исследованиях, сколько в исходном тезисе. Интересно, что в отличие от радикальных антисионистов, которые добиваются ликвидации израильского государства и создания палестинского государства «от реки до моря», ссылаясь на книгу Занда, сам Занд признает существование израильской нации и выступает за решение конфликта на основе двух государств.
Земля Израиля (Палестина) находилась в центре коллективного воображения евреев, однако большинство из них проживало в Восточной Европе — сочетание этих двух фактов привело сионистов к практике поселенческого колониализма. Понятие поселенческого колониализма широко обсуждается в академических исследованиях, особенно в левых кругах. История сионизма действительно имеет важные черты, которые оправдывают его включение в эту категорию. Но необходимо обращать внимание на детали.
Термин «поселенческий колониализм» может ввести читателя в заблуждение, поскольку он в корне отличается от обычного колониализма, хотя эти два явления часто переплетались. В политике этот термин обычно используется как пейоративный. Утверждение о том, что сионизм — это «колониализм», известно уже много лет, и добавление к этому ярлыку прилагательного «поселенческий» произошло слишком легко, без какого-либо серьезного упоминания о разнице между этими двумя явлениями. Если цель «обычного» колониализма — использовать ресурсы колонии и труд ее жителей на благо метрополии, то цель «поселенцев-колонистов» — стать коренным населением определенной страны. Это стремление стать коренным населением может быть достигнуто с помощью самых разных мер — от этнических чисток и даже геноцида в самых жестоких и крайних проявлениях до попыток создать социальную систему, включающую поселенцев и уже существующее коренное население с разной степенью равенства. Как правило, эти варианты не являются взаимоисключающими, и в каждом конкретном случае можно найти уникальное сочетание всего спектра, которое также может меняться с течением времени.
Таким образом, сионизм имеет (как минимум) двойственный характер — он был одновременно национально-освободительным движением для евреев и поселенческим колониальным движением для коренных арабских жителей Палестины. Как поселенческое движение он имел две уникальные особенности — он поздно появился на исторической сцене и у него не было метрополии, на которую это движение могло бы опираться в своих завоеваниях. Превращение Палестины в британскую колонию (в формате мандата Лиги Наций) внесло еще одну сложность. Британская империя имела собственные интересы на Ближнем Востоке и использовала сионистов, палестинских арабов и их противоречия для достижения своих имперских целей. Более того, сионистское заселение Палестины можно рассматривать как организованную иммиграцию беженцев. Почти каждая крупная волна сионистской иммиграции совпадала с потрясениями в жизни евреев в Европе — погромами, революциями, мировыми войнами и созданием новых национальных государств в Восточной Европе. Европа выталкивала евреев из себя. Иммиграция в Палестину стала еще более значительной, когда после ужесточения иммиграционных законов в 1924 году закрылись ворота в США, куда предпочитало ехать большинство евреев.
Здесь возникает вопрос: как сионисты намеревались создать еврейский «национальный дом» в стране, которую они считали своей исторической родиной? Прежде всего надо сказать, что они знали о существовании в Израиле-Палестине арабского населения, которое находилось в процессе формирования собственного национального самосознания. Сионизм, как национальное движение, возникшее на европейской почве, впитал в себя весь европейский политический спектр своего времени, в зависимости от того, где выросли те или иные активисты и мыслители. Вопреки распространенному среди противников и критиков сионизма мнению, на ранних этапах сионистского движения значительная часть его лидеров и мыслителей, включая самых заметных, не представляла своей целью создание этнонационального государства. Вместо этого, как показывает в своей книге Дмитрий Шумский, они выдвигали планы, в которых евреи не обладали бы исключительным суверенитетом: от автономии в рамках региональной федерации до двунационального государства в Израиле-Палестине.
Дело не в упущенных исторических возможностях, а в более широком взгляде на сионизм. Ход исторических событий, как мы знаем, пошел по другому пути: между еврейскими поселенцами и палестинскими арабами развился жестокий конфликт. Поскольку описать весь ход событий здесь не представляется возможным, схематично можно сказать, что действовали два фактора. Один из них связан с тем, что сионистское движение было также диаспоральным национальным движением. По мере того как в Восточной и Центральной Европе укреплялся исключительный этнонационализм и ухудшался статус евреев как равноправного национального меньшинства, этот процесс влиял и на сионистов, заставляя их двигаться в том же направлении. Но второй фактор, сопротивление еврейским переселенцам со стороны палестинцев, был еще более значимым.
Можно понять сопротивление палестинцев переселению евреев в их страну. Трудно ожидать, что зарождающееся национальное движение, действующее в мире ускоренных перемен, без страха примет организованных иммигрантов, стремящихся основать свой «национальный дом» в той же стране. Первый крупный взрыв насилия произошел в 1929 году, хотя акты насилия между евреями и палестинскими арабами происходили и раньше. Гиллель Коэн, анализирующий эти события в своей книге “Year Zero of the Arab-Israeli Conflict: 1929”, написанной на основе исторических источников с обеих сторон, считает эти события поворотным пунктом в истории отношений между евреями и арабами в Израиле-Палестине. С тех пор враждебность и динамика насилия росли и усиливались, пока не достигли кульминации в 1948 году. Война началась сразу после принятия резолюции ООН 29 ноября 1947 года о разделе Палестины на два государства, когда еврейское руководство приняло план раздела ООН, а палестинское — отвергло его (предложение о разделе было выдвинуто еще в 1937 году, и тогда еврейское руководство в принципе согласилось с ним, в отличие от палестинского, которое отвергло его). В первые месяцы война велась как гражданская между двумя этно-национальными общинами подмандатной Палестины, а в мае 1948 года, после провозглашения независимости Государства Израиль и вторжения армий пяти арабских стран (Иордании, Египта, Ливана, Сирии и Ирака), она превратилась в войну между Израилем и соседними государствами. Это была война не на жизнь а на смерть для обеих сторон. Там, где израильская армия одержала победу, палестинское население бежало или было изгнано, а там, где победила арабская армия, бежало или было изгнано все еврейское население (гораздо меньшее в абсолютном количестве). Массовые убийства совершались обеими сторонами. Для израильтян это была «Война за Независимость», а для палестинцев она стала национальной катастрофой, Накбой, частичной этнической чисткой, в ходе которой около 700,000 палестинцев были вынуждены покинуть территорию Израиля. Этим беженцам не позволили вернуться в свои дома после окончания боевых действий.
После войны 1948 года было основано Государство Израиль, в котором проживало около 600,000 евреев и 170,000 палестинцев. В первые два десятилетия своего существования Израиль переживал динамичное и противоречивое развитие. Несмотря на социалистическую идеологию левых сионистов, ускоренное развитие привело к экономическому неравенству: между разными этническими группами евреев, а также между евреями и палестинскими арабами, находившимися в самом низу социальной пирамиды. После создания государства в Израиль хлынула новая волна еврейских иммигрантов. Это были пережившие Холокост евреи из Европы, которые ранее въезжали в страну нелегально, и евреи из арабских стран, на первом этапе в основном из Йемена, Ирака, Ливии и Сирии, которые прибывали в массовом порядке. Некоторые из них приехали по сионистским мотивам, но многие другие были беженцами потому, что, по крайней мере, некоторые режимы арабских стран отождествляли их с сионизмом или видели в них «чужих». Эти иммигранты, которые позже стали называться (и идентифицироваться как) «мизрахим», восточные евреи, были выходцами из разных общин со значительными различиями между ними, однако страдали от преднамеренной и непреднамеренной дискриминации как единая группа. Это создало в Израиле сложный треугольник отношений между евреями-ашкеназами, евреями-мизрахим и арабами-палестинцами.
Палестинцам, оставшимся на территории Израиля, было немедленно предоставлено израильское гражданство — отчасти потому, что Израиль желал вступить в Организацию Объединенных Наций. Однако полноценная интеграция палестинцев в новое государство, где у них были бы равные права с евреями, оставалась лишь формальным обещанием на будущее. Государство установило военный режим для большинства своих палестинских граждан и превратило их гражданство в гражданство второго сорта: их свобода передвижения была ограничена, и почти каждый аспект их жизни находился под надзором военного губернатора. Официальной и самой важной причиной установления военного правления были соображения безопасности, особенно в приграничных районах. Кроме того, новое государство ввело в действие механизмы экспроприации земли и занялось расселением евреев в районах, где палестинцы оставались большинством населения. Однако военный режим встретил сопротивление: со стороны евреев, как правых, так и левых, и со стороны палестинцев-граждан Израиля, которые боролись за свои права через различные механизмы несовершенной израильской республики. Таким образом, военный режим постепенно ослабевал, пока не был официально упразднен в декабре 1966 года.
С тех пор прошло более пятидесяти лет. В Израиле до сих пор нет полного фактического равенства между евреями и палестинцами. Разумеется, положение палестинцев-граждан Израиля тесно связано с нерешенными проблемами Израиля с палестинским народом в целом, с теми, кто не входит в рамки израильского гражданства. Положение палестинцев-граждан Израиля развивалось диалектически, через противоречие между все большей интеграцией в социальную и экономическую жизнь и ростом явного расизма по отношению к ним. Однако сегодня как никогда ясно, что возрождение израильских левых, в том числе и сионистских, невозможно без сотрудничества с политическими представителями израильтян-палестинцев. И неслучайно еврейские ультраправые прилагают огромные усилия, чтобы посеять еще больше ненависти и разжечь костер насилия между евреями и палестинцами внутри Израиля. Палестинские граждане Израиля представляют важнейший позитивный вызов сионизму.
Это свидетельствует о настоятельной необходимости создания совершенно нового вида сионизма, основанного на тех аспектах, которые не получили своего развития. Это должен быть сионизм без какой-либо дискриминации или превосходства, стремящийся к подлинному партнерству с палестинцами, сионизм совместного суверенитета. Амир Фахури, палестино-израильский политический социолог, который видит признаки развития в этом направлении, назвал его «ре-сионизмом». Можно понять, почему это подводное течение, масштаб которого пока крайне незначителен, не нашло отражения в глобальной дискуссии об Израиле и Палестине, особенно в дни этой страшной войны. Даже для довольно большого числа израильтян сионизм является синонимом исключительного еврейского суверенитета и абсолютного или относительного еврейского превосходства. Но картина сложнее, и бремя доказательства возможности другого, более инклюзивного сионизма, лежит на нас, последовательных сионистских левых. Для большинства израильских евреев сионизм — это модернизированная еврейская идентичность, которая также стала важна для евреев диаспоры с момента основания государства. Чтобы спасти ее, мы должны отказаться от идеи и практики еврейского превосходства и исключительности.
Деколонизация или мир?
Жестокое нападение ХАМАС на израильские деревни и города и невообразимая резня, в ходе которой около 1200 израильтян (евреев, палестинцев и рабочих-мигрантов) были садистски убиты и 240 похищены, потрясли людей в Израиле. У этого провала много причин, и правительство обязательно заплатит политическую цену, даже если на это потребуется время. Израильтяне проснулись 7 октября в реальности, в которой государство практически перестало функционировать. Они наиболее остро ощутили, что происходит, когда государственный аппарат годами страдает «бюджетным голодом» из-за крайней неолиберальной политики жесткой экономии, а армия занята контролем и угнетением палестинцев на Западном берегу в интересах экстремистски настроенных поселенцев, вместо того чтобы охранять границу с Газой.
Тем временем израильское общество занято мобилизацией своих сил через самоорганизацию — существующие организации гражданского общества и новые низовые инициативы (что вселяет оптимизм). Вместе с тем появляются тревожные признаки того, что надежда на мир между двумя народами этой маленькой страны полностью утрачена, о чем свидетельствует рост чувств мести и очень резкие высказывания в адрес палестинцев в целом, не говоря уже о подстрекательскиx попытках израильских ультраправых еще больше накалить обстановку по всей стране, включая Западный берег и сам Израиль. Очевидно также, что война, скорее всего, усилит внутриеврейский раскол в израильском обществе по вопросу об ответственности (и вине) за теракт ХАМАС. Главный вопрос, ответ на который сейчас трудно предсказать, заключается в том, как это повлияет на готовность израильтян к диалогу и переговорам с палестинскими представителями, чтобы разорвать невыносимый круг оккупации, угнетения и терроризма.
Тем временем в рядах сокращающихся израильских левых разгорелась дискуссия по поводу реакции некоторых западных левых на то, что произошло в ту страшную субботу 7 октября. Эти реакции были описаны и получили соответствующий отклик (например, здесь и здесь). А пока я дописывал свой текст, вышел актуальный анализ этого явления, сделанный Анатолием Кропивницким. Здесь я хотел бы подчеркнуть несколько моментов по этому вопросу, даже если другие уже написали об этом лучше меня.
Конечно, мощные бомбардировки и огромное, беспрецедентное количество невинных жертв привлекли внимание к происходящему в секторе Газа. Кроме того, Израилем управляет опасное правительство, которому многие не доверяют. Неизбирательные бомбардировки мирных жителей — это серьезное преступление. Война также ставит под угрозу жизни израильских заложников. Поэтому я поддерживаю призыв к прекращению огня. Это не означает, что мы должны отказаться от борьбы с ХАМАС, но мы должны вести ее разумно, используя комплексные средства и в сотрудничестве с международным сообществом. И прежде всего эта борьба должна включать в себя политическое решение для палестинцев.
Именно с этих позиций, даже если в данный момент в Израиле их придерживается меньшинство, реакция некоторых потенциальных товарищей в международных левых кругах вызывает разочарование. Нам нужен протест и движение, требующее взаимного прекращения огня, освобождения всех заложников и мирного решения проблемы Израиля и Палестины. К сожалению, за редкими исключениями, нигде в мире не проходят демонстрации с одновременным требованием прекращения огня и освобождения заложников. Мы не видим демонстраций за мир между израильтянами и палестинцами, вместо этого проходят пропалестинские или произраильские манифестации. Связано ли это только с политикой Израиля в последние годы? Конечно, эта политика многое объясняет1. Но, на мой взгляд, невозможность международной солидарности с жертвами насилия с обеих сторон также связана с положением левых во всем мире.
Сегодня некоторые левые интеллектуалы и многие рядовые активисты думают и действуют в соответствии с кэмпистской логикой, которая глубоко укоренилась в эпоху холодной войны. В этот период Советский Союз присвоил себе антиимпериалистический дискурс (так же, как Запад присвоил дискурс прав человека) и подчинил его своим геополитическим потребностям. В результате возникло манихейское мировоззрение, в котором есть только две стороны: Добро и Зло, Свет и Тьма. В таком мировоззрении каждая сторона конфликта воспринимается монолитно: без внутренней борьбы, классовых различий и социальной динамики, на которые также влияют происходящее на другой стороне. Достаточно позиционировать себя как антиимпериалиста, чтобы оказаться в лагере «прогрессистов» или «глобальных левых», даже если речь идет о реакционном режиме, таком как иранская теократия и поддерживаемые ею теократические движения, или консервативная автократия Путина и Ко в России (по крайней мере, до полномасштабного вторжения в Украину). И, наверное, неудивительно, что можно найти определенную структурную аналогию (ограниченную, как и любая аналогия) между дискурсом об Израиле и сионизме и дискурсом о Советском Союзе во времена холодной войны. Есть только два варианта: либо поддерживать сталинизм как воплощение социалистической идеологии, либо поддерживать капиталистическую систему как единственную гарантию демократии. Любая другая позиция, будь то демократический социализм или либеральная критика капитализма, практически не имеет места.
Израиль — легкая мишень для подобной бинарной критики. Это маленькая страна в преимущественно враждебном окружении, поддерживаемая Соединенными Штатами, известная своей военной промышленностью и держащая палестинцев на оккупированных территориях в режиме прямого и косвенного военного угнетения. Все это усилилось за последние 14 лет, в течение которых Израиль под руководством Нетаньяху отвергал все попытки продвигать мирные переговоры, поощрял раскол среди палестинцев и прямо или косвенно поддерживал подъем ХАМАС в Газе. Но есть и другая, более глубокая причина особого внимания к Израилю со стороны различных левых групп и движений. Некоторые люди, принадлежащие к левым группам на Западе, могут чувствовать вину за многолетний антисемитизм, который привел, в частности, к решению «еврейского вопроса» за счет палестинцев. Другие могут испытывать чувство вины или гнева за кровавую историю европейского колониализма и проецировать все это на Израиль, как будто «ликвидация сионистского государства» должна искупить их собственные исторические грехи. Последнее особенно актуально для потомков поселенцев в Новом Свете, чьи страны также возникли в результате поселенческой колонизации.
Этот вопрос вины на самом деле тесно связан с вопросом деколонизации, который все чаще обсуждается в других контекстах (например, в российском), и связанными с ним академическими теориями (постколониализм, деколониальность и т. д.). Проблема не обязательно состоит в самих теориях, как это любят утверждать некоторые их критики. Хотя тот факт, что явно реакционные и репрессивные силы, такие как путинский режим или движения вроде ХАМАС, умудряются цинично эксплуатировать деколониальный дискурс, может навести на мысль, что существуют и некоторые теоретические проблемы, главная проблема здесь — политическая.
На политическом уровне самопровозглашенные адепты деколониальной мысли предлагают работать с двумя эссенциалистскими антагонистическими категориями: «коренные» и «поселенцы». Но как можно разрешить противоречие между ними? Какова политическая программа деколонизации? Означает ли деколонизация этническую чистку поселенцев? Их изгнание и массовое убийство? А если нет, то как поселенцы могут стать коренными? Через сколько поколений? Заслуживают ли они признания своих коллективных прав? В израильском случае около половины евреев в Израиле — выходцы с Ближнего Востока и из Северной Африки, они также считаются поселенцами, или могут считаться коренным населением? Все это не теоретические, а практические политические вопросы.
Конечно, можно избежать этих вопросов, заявив, что демонстрации — это не теоретический семинар и не комиссия по разработке политической платформы. Особенно когда идет война, последствия которой приобретают все более катастрофический характер. Это, безусловно, так. Но демонстрации и заявления ключевых активистов и лидеров мнений выражают не просто временный гнев, а итог многолетних интеллектуальных и политических дискуссий, которые предлагают возможные ответы на все эти вопросы.
Когда в день массового убийства известный и уважаемый левый интеллектуал пишет, что «Не существует моральной, политической или военной эквивалентности обеих сторон», называя при этом убитых мирных жителей «поселенческое население», то это звучит как оправдание массового убийства израильтян. Когда интерпретации, полуправда, ссылки на теории заговора и идеологические позиции выдаются за факты, право на существование еврейского коллектива как политического образования оказывается под большим вопросом. Когда протестующие скандируют «от реки до моря Палестина будет свободной», а некоторые из них держат в руках протестные плакаты с надписью «любыми средствами» мы должны спросить: что они имеют в виду? Призывают ли они к созданию палестинского государства рядом с Израилем? Или к совместному суверенитету евреев и арабов? А может быть, они требуют уничтожения израильтян как национального коллектива? Когда подобные лозунги произносятся вместе с явным или неявным оправданием действий ХАМАС, возникает опасение, что последний вариант и есть ответ на вопрос. Причина тому проста: согласно этому мировоззрению, у евреев нет места, где они считались бы коренным населением, — они нигде не являются коллективом с каким-либо суверенным статусом.
Этот провал многих левых по всему миру имеет не только моральный характер (неспособность выразить сочувствие израильтянам, противостоять реакционному движению ХАМАС и т. п.), но и, возможно главным образом, политический. Вместо того чтобы проявить сочувствие и поддержку обоим народам и поддержать тех, кто работает над мирными решениями в нашей маленькой стране, демонизация Израиля ведет израильскую общественность еще дальше вправо и ставит еще больше препятствий на пути израильских левых к политическому влиянию. Для всех будет лучше прислушаться не к протестующим издалека, празднующим «ложную деколонизацию», а к голосам местных борцов за мир. Например, Самах Салайме, которая пишет о своей двойной боли. Или Инона Маоза, чьи родители были убиты 7 октября и который призывает не мстить и искать мира с палестинцами. Есть и многие другие, которые, даже если они считают, что невозможно немедленно прекратить огонь, понимают, что для войны с ХАМАС нужны другие средства — прежде всего политический горизонт и мирное решение между Израилем и Палестиной.
Посреди ужаса, который сейчас переживают оба народа, единственная реальная и последовательная позиция левых (в краткосрочной перспективе) — требовать обоюдного прекращения огня вместе с безусловным возвращением всех израильских заложников. Любая попытка контекстуализировать злодеяния только одной стороны была бы позицией, выражающей аполитичное морализаторство. Конечно, этого недостаточно. Борьба с реакционными силами, особенно с вооруженными террористами, необходима. Но кроме этого мы должны найти способ жить в мире друг с другом, даже если это кажется далекой перспективой. Это правда, что история еврейско-арабских отношений в Израиле-Палестине болезненна. Верно, что любой серьезный исторический анализ признает колониальные черты в сионистском прошлом и настоящем (даже если это не единственная подходящая модель или парадигма для понимания исторической реальности). Но даже если баланс сил сегодня не симметричен, любое мирное решение требует симметричного решения, решения, признающего коллективные права обеих наций, возникших здесь в результате травматического для них процесса. Возможные решения сами по себе требуют долгого и отдельного обсуждения. Мы можем представить себе два государства, конфедерацию или федеративное двунациональное государство.
Еще один момент, который следует рассмотреть, это возможность стабильного решения в рамках распадающегося неолиберального порядка. Стабильное решение этого давнего конфликта может быть достигнуто только параллельно с созданием обновленного государства всеобщего благосостояния в Израиле-Палестине. Нам нужны государственные инвестиции в образование, здравоохранение, инфраструктуру и в борьбу с климатическим кризисом. Государство всеобщего благосостояния позволит освободить еврейские низы от их зависимости от колониальных компенсационных механизмов и идеологии еврейского превосходства. В более широком смысле стабильный мир в Израиле-Палестине и на всем Ближнем Востоке требует своего рода «плана Маршалла», масштабной инвестиционной программы, которая создаст материальную инфраструктуру для различных мирных инициатив. Конечно, это не механический процесс, и он также требует процесса примирения на идеологическом уровне. Для этого нам необходимо маргинализировать такие силы, как ХАМАС и израильские крайне правые партии, а этот процесс требует отказа от упрощенного бинарного дискурса и логики времен холодной войны. Чтобы добиться этих целей, нам понадобится большая поддержка со стороны настоящих друзей обеих наций. Поэтому, пожалуйста, не будьте за Израиль или за Палестину, будьте за мир и за равенство для всех.
