С 2010-х годов в России постоянно пытаются усложнить доступ к абортам («неделя тишины», запрет рекламы абортов, демонстрация эмбриона и сердцебиения и т. д.), а официальные лица выступают с различными радикальными заявлениями о необходимости еще большего ограничения доступа к процедурам искусственного прерывания беременности. Однако долгое время серьезных запретительных мер власти вводить не решались, одним из главных оппонентов РПЦ и консервативной общественности выступало Министерство здравоохранения. Все изменилось в июле: глава Минздрава Михаил Мурашко по итогам заседания президиума фракции «Единая Россия» предложил до конца 2022 года ограничить продажи и перевести на предметно-количественный учет препараты для медикаментозного прерывания беременности.
Инициатива может привести к запрету безрецептурной продажи экстренной контрацепции. В связи с этим низовая группа фемактивисток решила создать Фонд хранения экстренной контрацепции, средства на который собирают донатами, а сами препараты активистки будут отдавать женщинам бесплатно — формат общей кассы взаимопомощи.
— Заявления о необходимости ограничить аборты в России делаются регулярно, а теперь власти планируют ограничить продажу препаратов для прерывания беременности. Почему сейчас?
— Прежде чем вводятся какие-то юридические ограничения, сначала создаются фактические препятствия, происходит демонизация явлений. Все это началось, конечно, не с военных событий. Периодически появляются какие-то инициативы, мол, давайте из ОМС аборты выведем и запретим процедуру в медицинских частных центрах. Это говорят либо представители РПЦ, либо консервативные депутаты. Но максимальная активизация началась этим летом. Что здесь настораживает? Во-первых, говорить стали чаще и больше. В разных регионах такие заявления появляются почти каждый день. Во-вторых, говорить это стал [министр здравоохранения] Михаил Мурашко: Минздрав ранее про «порочные практики женщин» заявления не делал.
Понятно, что в России усиливается консерватизм. Но какие еще тут могут быть варианты, кроме идеологической подоплеки? Я думаю, что это связано с неутешительными демографическими данными по прошлому году. Данные об абортах как раз утешительные: их количество каждый год снижается [в 2010 году — 1186,1 тыс, в 2020-м — 553,5 тыс]. Но количество рождений в целом просело. [В 2022 году родились 1 304 087 человек, что на 6,7% меньше, чем 2021-м.] Еще в декабре 2022 года начали говорить про это. К тому же сейчас в активном репродуктивном возрасте больше женщин из малочисленных поколений 90-х, которые в принципе не могут рожать в большом количестве, потому что их самих меньше. Сказывается и ковидная смертность, и гибель молодых мужчин, и то, что немало людей уехало. При всем желании российские женщины сами по себе это все компенсировать никак не смогут. Но [власти] хочется, чтобы была хорошая картина. Считается, надо принять какие-то меры, а самой очевидной мерой кажется ограничение право на аборт.
— Насколько серьезна мера по ограничению продажи препаратов для прерывания беременности?
— Появившаяся мера довольно странная — мол, давайте запретим продажу препаратов для абортов в аптеках. Когда мы это прочитали, то вообще ничего не поняли, потому что никакие «препараты для абортов» в аптеках и так не продаются. Они реализуются через медицинские учреждения. Потом оказалось, что ограничение касается препаратов с мифепристоном [для аборта такие препараты зарегистрированы в большой дозировке, в маленькой — для экстренной контрацепции]. Минздрав представил это в очень размытой формулировке, а СМИ стали писать, что всю экстренную и безрецептурную контрацепцию запретят. Говорили и что женщины принимают такие таблетки и калечатся (кстати, идея отпуска экстренной контрацепции по рецепту была бы не такой уж плохой, если бы не было бы контекста попытки снижения ее доступность в целом).
Препараты с мифепристоном [для экстренной контрацепции] имеют небольшую дозировку. Чтобы сделать аборт, даже 60 упаковок (зависит от срока) может быть недостаточно, с тем же успехом можно применять народные средства. Зато по цене это будет стоить примерно столько же, как аборт в частной клинике.
Тогда почему такая странная мера? Минздрав, как мне кажется, все же не хочет сильно ограничивать аборты. Там есть специалисты, которые понимают, к чему это будет приводить: рождаемость на несколько миллионов не вырастет; прирост, если и будет, станет совсем небольшим; но при этом возрастет детская и материнская смертность. Поэтому, думаю, попытка ограничить продажи [препаратов] — имитация бурной деятельности, чтобы показать консервативной общественности и РПЦ, что что-то сделано. Но это все же настораживающая тенденция.
Если препараты с мифепристоном станут недоступны, то не будет ли следующего шага: ограничения доступа к любой экстренной контрацепции? К тому же препараты могут стать дороже.
— По каким социальным группам ограничения продажи экстренной контрацепции могут ударить больше всего?
— В первую очередь, по женщинам, которые находится в абьюзивных отношениях: где мужчины бойкотируют использование барьерной контрацепции, а у женщины зачастую нет денег, чтобы купить оральные контрацептивы, поставить спираль или использовать альтернативные методы. Периодически в своей группе [в ВК] я вижу такие запросы: «У меня двое детей, муж настаивает на третьем, я совершенно точно не хочу». Как правило, в таких отношениях дальше происходит половой акт без контрацепции, это репродуктивное насилие. Если человек может проконтролировать, чтобы женщина забеременела и родила, то он может проконтролировать, чтобы она не пошла к врачу, может не дать денег [на препарат] и т. д.
“Поэтому, думаю, попытка ограничить продажи [препаратов] — имитация бурной деятельности, чтобы показать консервативной общественности и РПЦ, что что-то сделано.”
Ограничение касается и молодых женщин, у которых нет денег на контрацепцию или которые ее неправильно используют. К уязвимым группам относятся и женщины, подвергшиеся сексуализированному насилию [не в отношениях], и многие другие. Получается, тем, у кого больше потребность, станет сложнее всего. Однако экстренная контрацепция может понадобится кому угодно.
— Вы как фемактивистка и ведущая паблика про беременность, материнство и роды постоянно на связи с женщинами из разных регионов России. Есть ли сейчас, то есть еще до возможного введения ограничений, проблемы с доступом к препаратам?
— Да. Кое-где фармацевты уже стали перестраховываться: существуют разные бланки рецептов, например, самого строгого учета, а где-то на лекарствах пишут «продается по рецепту врача», но никто рецепт прежде не спрашивал (хотя он должен быть), теперь его иногда стали просить.
Экстренные контрацептивы принимают в течение 72 часов [после незащищенного акта]. Но чем раньше, тем лучше. В маленьком городе мало аптек, а если пойти к врачу, то это может занять несколько дней, то есть время может быть упущено.
— Мордовия стала первым регионом, где, согласно принятому законопроекту, теперь будут наказывать за «склонение к абортам». Насколько такое вероятно в других областях и республиках России?
— В разных регионах ситуация разная. Где-то наверняка попытаются протолкнуть локальные идеи, мол, давайте всю экстренную контрацепции по рецепту будем продавать.
В Мордовии интересная формулировка — «склонение к абортам». Склонение может быть к чему-то незаконному, к правонарушению. Склонение к процедуре аборта — это абсурд, как склонение к отбеливанию зубов, к лазерной коррекции зрения. Ерунда полная. Они уже в самой формулировке пытаются аборты представить как чудовищное зло.
— При этом региональные законы не могут противоречить федеральным…
— А этот, получается, противоречит, и нескольким статьям Конституции. Например, 29-й [каждому гарантируется свобода слова и мысли] и 41-й [каждый имеет право на охрану здоровья и медицинскую помощь]. Закон также противоречит тому, что жизнь наступает только после рождения. А еще статьям 124.1 УК РФ [воспрепятствование оказанию медицинской помощи] и 136 УК РФ [нарушение равенства прав и свобод человека и гражданина]. Вообще непонятно, как он реализуется. Теоретически под ним можно понимать все, что угодно, даже само упоминание, что существует возможность прерывания беременности.
Я надеюсь, что этот законопроект хотя бы приостановят, в идеале — отменят. Надеюсь, он не появится в других регионах, хотя депутат из Ростовской области Евгений Федяев уже заявил, что это «классная идея». Так ситуация с Мордовией дала понять, что у нас плохие процессы происходят.
— В связи с намерениями власти еще сильнее ужесточить репродуктивную политику группа фемактивисток, включая вас, решила создать Фонд хранения экстренной контрацепции в России. Как это произошло?
— У нас есть рабочий чат: подписчицы из «Шорохов крови» и группы в ВК. В основном юристки, медицинские специалистки и фемактивистки. Когда появились все эти новости, мы стали обсуждать, что можно сделать. Одна новосибирская активистка рассказала, что они [сообщество] хотят скинуться и купить контрацепции впрок — на всякий случай. Тогда я подумала, что мы можем сделать подобное во многих городах: жительницы регионов, в которых ситуация свободнее, могут помогать тем, у кого дела обстоят хуже. Идея стала развиваться.
С точки зрения закона, если ты бесплатно кому-то отдаешь препарат, которого нет в списке наркоучетных в предметном количестве, то это не нарушение. Препаратов [с мифепристоном] в списке еще нет. Если будут, то станем распространять средства с другим действующим веществом.
— К вам обращаются активистки, которые могут хранить препарат у себя или перечислить средства в общую кассу, а позднее женщина, которой понадобится препарат, может обратиться за ним к вам. Как это устроено?
— Главное, чтобы информация об инициативе доходила до людей. Мы стали распространять пост в соцсетях и мессенджерах. Откликнулись те, кто хотел принять участие. Кто-то может купить препарат за свой счет, даже одну пачку. Еще мы предложили скидываться донатами: если кто-то хочет у себя хранить, но финансовой возможности нет, то мы распределяем средства. С этим все удачно: нашлись и люди, и средства. Охвачены и маленькие города, и большие [активистки запасли препараты в 63 городах]. Через кризисные центры тоже можно распространять информацию.
Тут еще важны два момента — законность и анонимность. С законностью все нормально. Единственные юридические последствия могут наступить только если от нашего препарата у кого-то наступила смерть или доказанный вред здоровью.
Если за законами следить, делать все четко и легально, и если ничего нового не примут, то все нормально. Гораздо больше беспокоит, что что-то могут сделать противники абортов. Например, напишут под видом девушки, которой нужна помощь, а придут казаки-пролайферы [активные противники абортов]. Поэтому мы сразу исключили идею создания общего чата для всех: это лазейка для тех, с кем мы боремся.
Между человеком, которому нужна помощь, и активистами в разных городах связь должна осуществляться через какой-то буфер. Первый вариант — фемсообщества в соцсетях, где можно создавать темы о помощи с экстренной контрацепцией. Человек пишет, что ему нужна помощь в том или ином городе, а мы уже связываемся с местной активисткой и передаем информацию. Вторая идея, которую мы сейчас прорабатываем, — чат-бот. Например, человек вводит команду, выбирает город, а чат-бот пересылает информацию активистке в этом городе.
Еще один вопрос — непосредственно передача экстренной контрацепции. Существует бесконтактный формат. Прямо скажем, способ, которым в том числе пользуются распространители нелегальных веществ.
— Нечто вроде «закладок» с экстренной контрацепцией?
— Да, но тут тоже не все просто: надо продумать, чтобы не пересекаться с местами, где происходят «закладки» веществ, чтобы активистку не приняли за закладчицу наркотиков или чтобы средство не украли. Препарат легальный, но не хочется, чтобы кто-то несправедливо пострадал. Бесконтактная передача — способ сохранить анонимность. Потому что иначе я, например, опасаюсь.
— Всегда остается риск, что заинтересованные люди могут найти активистку. Какие тут могут быть способы обезопасить себя?
— Стопроцентно безопасного способа нет, мы можем только минимизировать риски установления личностей активисток. Однако иногда [о подставном запросе] можно догадаться по косвенным признакам. Если нужна помощь, значит, требуется одна пачка, а не 10. Когда много общаешься с женщинами, попавшими в сложные ситуации, интуитивно замечаешь, когда что-то не то. Например, периодически случается, что пишет [в группу в ВК] девочка-подросток якобы в ситуации насилия, а на самом деле это мужик-извращенец, который хочет кому-то описать свои фантазии. Ты пробиваешь, и оказывается, что это так. Те, у кого глаз наметан (из фемсообщества), понимают.
К тому же у пролайферов есть свои организованные чаты, в которых анонимно состоят люди, которые периодически скринят информацию [об инициативах вроде этой]. По поводу моей группы в ВК там периодически чем-то возмущались.
— Сейчас схема передачи препарата в разработке. Пока их только собирают на хранение. Еще не было необходимости кому-то передавать?
— Сначала наша цель — купить, пока доступно. Это самое главное. Все надо организовать: списаться; узнать, кому присылать деньги, а кто будет покупать сам и в каких количествах, чтобы было и не слишком много, и не слишком мало. Одна фармацевтка подготовила гайд, на каких сайтах аптек и приложениях экономнее и удобнее покупать средства. Кстати, подключились и врачини, которые могут выписывать рецепты. Естественно, их меньше, чем активисток в городах, но тем не менее в некоторых городах они есть. Пока женщины и сами могут покупать, пусть и не везде, и наша задача – подготовиться к худшему / подстраховаться.
— Ваша инициатива организована как касса взаимопомощи. Какие люди в основном откликаются? Бывают ли среди них мужчины?
— Кстати, про кассу взаимопомощи я не знала. Одна женщина мне написала, что в США когда-то существовали такие группы. Правда, они не скидывались, а платили членские взносы.
Что касается мужчин, да, мужчины тоже нам донатили, и они тоже готовы быть активистками. Еще мне написал парень, который раньше был с женским паспортом. Надо относиться с осторожностью к мужчинам-активистам, потому что человек может быть засланным. Но с другой стороны, в некоторых регионах мужчине может быть проще купить [средство контрацепции]. К сожалению, к мужчинам и женщинам относятся по-разному: если женские вопросы и потребности могут игнорировать, то к мужчине отнесутся с большим пониманием. Уже случалось, что женщине не удавалось договориться о кесаревом сечении, а с мужем врачи соглашались. Или женщина рожала один раз одна, а второй раз с мужем — совсем другое отношение было. Поэтому я считаю, что не надо отметать участие мужчин, это действительно может в некоторых ситуациях помочь. Тем более, что в России есть более и менее патриархальные регионы.
Однако более 90% активисток — точно женщины. А для мужчин у нас есть условие: можете участвовать, но препарат покупаете за свои деньги. Мы так тоже их проверяем.
— Сейчас Фонд создается на всякий случай. Если серьезные ограничения все же не введут, то что будет со всеми купленными средствами?
— Я сомневаюсь, что в актуальных обстоятельствах ничего не случится, но если так произойдет, то будем ориентироваться на бесплатную раздачу, помощь социально незащищенным категориям: пострадавшим от насилия; беженкам, которым может быть сложнее сориентироваться в другой стране; студенткам, у которых собственных средств нет, и т. д.
В России довольно большое социальное неблагополучие: много женщин, которым сложно что-то купить лишний раз за 300 рублей. Можно реализовывать средства контрацепции и через кризисные центры, и через организации, помогающие бездомным женщинам. Сами активистки и те, кто донатил, тоже могут обратиться за помощью. В любом случае препарат не пропадет, его срок хранения — несколько лет. Хотелось бы верить, что все это не понадобится.
— Если будет запрет на продажу безрецептурной контрацепции, тогда изменятся и условия для активисток. Как можно действовать в таком случае?
— Мы не можем гарантировать, что новых ограничений не появится, все меняется каждый день. Будем мониторить все изменения и ориентироваться. Однако положительный момент в том, что ограничения не принимаются одним днем. В таком случае мы можем быстрее распространить препараты, чтобы в первую очередь активисток не ставить под удар. Это будет другая, более серьезная ответственность, не хочется чтобы к кому-то применяли репрессивные меры.
— Социологи говорят, что любые ограничения доступа к абортам — это прежде всего мера против бедных. Каковы, по-вашему, социальные последствия ограничения доступа к экстренной контрацепции или в худшем случае к абортам?
— Если говорить про контрацепцию, то это в первую очередь рост количества нежелательных беременностей. Далее — либо нежеланные роды, либо аборт. Если ограничивают аборты, то остаются подпольные процедуры по прерыванию беременности. У социально незащищенных женщин не найдется знакомого врача или денег на взятку, чтобы на аборт направили по медицинским показаниям. В другую страну тоже не поехать.
Сейчас беспокоятся, что женщины пьют мифепристон [по незнанию в попытке вызвать выкидыш], но в случае ограничений абортов будут пить что угодно, чтобы вызвать выкидыш. Тут две категории [методов] — неэффективные и небезопасные. То, что может вызвать выкидыш, может привести и к серьезным проблемам со здоровьем или смерти. При криминализации абортов в сталинские годы [в 1936 году, декриминализирован в 1955] небольшой рост рождаемости был только в первый и второй год после запрета, потом — ничтожно малый рост. Зато возросла материнская смертность, кто-то остался травмирован на всю жизнь. Женщина, может, сделала бы безопасный аборт и потом еще троих детей родила, а так она уже никого не родит и работать, вероятно, не сможет.
А как будет вынашиваться беременность, если мать будет пытаться все время вызвать выкидыш? Стресс очень не благотворно влияет на внутриутробное развитие, а если к этому добавить, например, попытки вызвать выкидыш, то это сильно повлияет на здоровье ребенка.
Далее — прирост детской смертности, социальное неблагополучие. Количества преступлений против детей уже возрастает. Ребенок не становится желанным, не появляются условия для его обеспечения. Это тянет за собой огромное количество последствий на всю жизнь: здоровье хуже; образование хуже; повышенная вероятность насильственных преступлений со стороны посторонних, так как ребенок более беззащитный. Тяжелые и массовые последствия для целых поколений.
Рождение незапланированных детей также негативно отражается и на детях, которые уже были в семье. Им не будет хватать ресурсов, внимания, часто старшие дети вынуждены брать на себя заботы о младших, будут иметь меньше свободного времени для учебы и отдыха и т.п.
“Если ограничивают аборты, то остаются подпольные процедуры по прерыванию беременности. У социально незащищенных женщин не найдется знакомого врача или денег на взятку, чтобы на аборт направили по медицинским показаниям. В другую страну тоже не поехать.”
— Отношение к женщинам в родах не улучшается. Какие тут могут быть риски на фоне подобных ограничений?
— Акушеры и так любят попрекать матерей, мол, плохо готовилась к родам. Если они будут знать, что женщина хотела или пыталась сделать аборт, то это станет дополнительным поводом для дискриминационного отношения к ней, применения насилия.
Со всех сторон складывается такое количество факторов, что я не знаю, как можно не понимать, что строгий репродуктивный контроль ни к чему хорошему привести не может.
