После прихода Гитлера к власти многие ученые, политики, философы, да и вообще люди самых разных профессий были вынуждены покинуть Германию. Теодор Адорно и другие участники Франкфуртской школы, а также близкие к ней интеллектуалы, включая Ханну Арендт, посвятили практически все свое творчество осмыслению фашизма, этого социально-политического феномена, который уничтожил и исковеркал жизни десятков миллионов людей по всей планете.
Показательно, что пропаганда в своих попытках объяснить российское вторжение задачей «борьбы с фашизмом» полностью игнорирует это наследие. Ведь, по сути, «фашизм» и «нацизм» — это лишенные какого-либо содержания ярлыки, которые Кремль наклеивает на всех, кто не согласен с его политикой. «Фашистами» называются и украинцы, и американцы, и ЛГБТ-люди, и уехавшие из страны деятели культуры, и оппозиционные политики. Подозреваю, что от большинства россиян содержание современного и обнаруженного в Украине фашизма ускользает. Хотелось бы спросить у тех, кто заставляет школьников выстраиваться в форме Z под песню Шамана «Я русский»: а что, собственно, не так с фашистскими режимами? Может, если фашизм — это просто ненависть к русским, то Гитлер был фашистом лишь отчасти, а Муссолини им вообще не был?
Даже надпись «кровь, честь, родина, отвага» на эмблеме ЧВК «Вагнер» (“Blut und Ehre” — один из популярных лозунгов СС) не вызывает у российских телезрителей никаких сомнений в искренней приверженности Евгения Пригожина борьбе с нацизмом. Парадоксальность ситуации в том, что эмблемы, лозунги и аргументация, используемые борющейся с фашизмом российской пропагандой, крайне похожи на все, что Адорно описывает в своей анализе фашизма. И уж конечно, невероятное сходство с описанной Адорно моделью фашистской пропаганды не может объясняться тем, что Администрация президента использовала книги Франкфуртской школы как руководство к действию. Скорее, сходство между сегодняшней Россией и нацистской Германией объясняется закономерностями и логикой фашизма, его глубокой структурной связью с массовым рыночным обществом и современным капитализмом. Если мы знаем, что фашистами не рождаются, а становятся, то можно ли стать фашистом незаметно для самого себя?
Чтобы поделиться собственной радостью открытия, приведу ниже несколько тезисов Адорно из непереведенной на русский язык работы «Психологическая техника радиообращений Мартина Лютера Томаса». Написанные в середине 1940-х годов в рамках подготовки «Исследования авторитарной личности» (1950), эти заметки посвящены структуре фашистской пропаганды. Объектом исследования, однако, стал не Гитлер, как можно было бы ожидать, а Томас, ультраправый христианский проповедник на калифорнийском радио. Основатель и лидер организации «Крестовый поход христиан Америки» (Cristian American Crusade) в своих передачах обличал скрытых коммунистов и «агентов» СССР, призывал защищать истинную христианскую веру и ценности, а также постоянно требовал пожертвований на свою деятельность. Известен случай, когда в своих высказываниях Томас зашел настолько далеко, что дело закончилось скандалом: член городского Совета Лос-Анджелеса Джеймс Хайд опубликовал открытое письмо, обличающее Томаса, главного прокурора города Джонсона и мэра города Джона Портера в рэкете, патронаже азартных игр и незаконном обороте спиртного. Хотя сегодня фигуру Томаса вспоминают только в связи с книгой Адорно, ультраправые и откровенно фашистские движения были вполне характерны для политического ландшафта США на рубеже 1930–1940-х годов. В 1933 году в Чикаго был образован клуб Друзей новой Германии, провозгласивший свою прямую преемственность с НСДАП и переименованный в 1936 году в Германо-американский Бунд. Яркой фигурой ультраправой сцены был католический радиопроповедник Чарльз Коглин: его передачи, наполненные изоляционистской, антибольшевистской и антисемитской риторикой, пользовались огромной популярностью, собирая аудиторию до 30 миллионов человек в неделю. Спасающийся от антисемитизма и нацистского режима Адорно был, вероятно, сильно потрясен, обнаружив уже знакомые ему явления в стране, ведущей войну с Германией. Сходства между современной российской пропагандой и описанной Адорно пропагандистской машиной не менее поразительны и для нас сегодня. Приведу в качестве примера характеристики радио-агитатора или фашистского лидера, с которых начинается книга. Предлагаю читателю поиграть в игру «сравни картинки».
Одинокий волк
В современном обществе, где деятельность разрозненных индивидов не оказывает никакого влияния на общество и политику, внимание к отдельным личностям и роль персонажности в медиа невероятно возрастает. Мы замечаем это на примере современных СМИ и соцсетей. Читателю или зрителю приятно, когда к ним обращаются конкретные люди, с их собственными историей и переживаниями, а не безликие и анонимные эксперты. Инфлюэнсеры помогают компаниям продавать свои товары, а зрителям дают возможность следить за своей жизнью и даже участвовать в ней. Кумирами миллионов становятся ютуб-блогеры и тиктокеры. Та же форма взаимодействия с аудиторией активно используется и в создании имиджа авторитарного лидера. «Чем более безличным становится порядок, тем больше значение личности как идеологии», — пишет Адорно. Подчеркивая свои человеческие качества, в том числе слабость и уязвимость, фашистский лидер позволяет построить мостик между своей аудиторией и самим собой. Так, Томас, чье поведение анализирует Адорно, может «говорить о болезни жены или своих финансовых сложностях». Это, однако, не подрывает его популярность, а наоборот, позволяет пробудить симпатию у радиослушателей. Более того, поддерживая лидера и сочувствуя его проблемам, рядовой гражданин внутренне соотносится с ним, вступает в некую связь и приобретает часть его всемогущества. «Говоря о себе неоднозначно, представляя себя одновременно простым человеком и сверхчеловеком, слабым и сильным, близким и далеким, фашистский лидер предоставляет модель жизненной позиции, которая требуется от аудитории».
На примере Владимира Путина этот тезис достаточно просто проиллюстрировать. Президент России тоже сочетает в себе черты обычного, вполне уязвимого человека с чертами сверхчеловеческими. В интервью Андрею Ванденко 2014 года Путин говорит, что регулярно занимается спортом (сверхчеловек), но «в командировках отказался. Когда перелет длинный и разница во времени значительная, не высыпаешься» (обычный человек). Подчеркнутая маскулинность, голый торс Путина, полеты с птицами и погружение в самые глубокие подводные пучины, — это узнаваемый бренд российского президента. Можно было бы даже поразмышлять о том, как такая одержимость собственным телом и здоровьем работает на фоне хронического недофинансирования здравоохранения. Здоровье президента России будто бы обеспечивает он сам, а не огромная команда медицинских специалистов, спортивных тренеров и шаманов. Граждане должны уловить этот сигнал — если вы болеете, то сами виноваты.
Сверхчеловек Путин при этом всегда подчеркивает свое обычное человеческое, народное происхождение. Например, на последнем заседании «Валдайского клуба» Путин отметил, что вырос в простой рабочей семье и поэтому особенно хорошо чувствует, «чем живет рядовой человек»: «Отец рабочий, мастером работал после того как техникум закончил. У мамы не было образования даже среднего, она просто была рабочей. И нянечкой работала в больнице, и кем только ни работала. И дворником работала, и сторожем ночным».
Однако вместе с этой близостью лидер должен постоянно подчеркивать свою исключительность и даже свое одиночество, которые делают дистанцию между ним и остальными гражданами непреодолимой. Если об уникальности и, как следствие, одиночестве не говорит сам Путин, то рядом с ним всегда найдутся люди, способные обратить на это внимание. Например, Ванденко в вышеупомянутом интервью постоянно подчеркивает, что от здоровья президента зависит судьба страны, и затрагивает мотив одиночества: «Если не прав, поправьте, но, мне кажется, человек на таком посту, как ваш, одинок по определению. Это его удел». Путин соглашается. По факту он, конечно, одинок, но чувства одиночества не испытывает: «Знаете, все‑таки не чувствую себя одиноким. Вот как это ни покажется странным. Общения, контактов у меня, может, и не так много даже с людьми, которые считаются моими друзьями, санкционированными ходят. Это правда. Но одиночество, мне кажется, это другое, это не отсутствие возможности контактировать с другими, а внутреннее состояние души. И у меня такого чувства одиночества в душе нет». По всей видимости, его нет потому, что президент постоянно думает о своей стране и служит ее гражданам. Об одиночестве Путина как бремени особой миссии служения государству говорит и священник Тихон Шевкунов (которого часто называют многолетним духовным наставником российского диктатора).
Одиночество Путина служит гарантом его честности и неподкупности. Согласно пропаганде, в отличие от Запада, где всем в политике заправляют различные лобби и крупные капиталы, в России именно благодаря Путину и его способности ограничить личное общение такого влияния нет. Поэтому и санкции, введенные против олигархов, не возымели ожидаемого эффекта. «Считаю, мы в значительной степени положили конец так называемой олигархии. Ведь что это такое? Деньги, влияющие на власть. В России такой ситуации, могу сказать с уверенностью, нет. Никакие олигархические структуры не подменяют собой власть, не влияют на государственные решения в своих интересах. Это в полной мере относится и к тем людям, которых Вы упоминали. Все они люди богатые, разбогатели давно…» За дружбу с Путиным приходится платить высокую цену. Его друзья постоянно подвергаются гонениям, но именно их преданность лидеру, несмотря на гонения, «делает им честь». «Радует, что у меня такие друзья, которых наши оппоненты, назовем их так, считают виновными… Это делает моим друзьям честь. Они не имеют к случившемуся никакого отношения, но для них это честь».
Правда, никакого влияния на его решения они не оказывают и даже не могут на него претендовать. Аналогичную позицию предлагается занять и рядовому гражданину: поддерживать любые, пускай непопулярные и даже преступные решения Путина, в надежде на то, что он «своих не бросает».
Трудоголик
Одиночество фашистского лидера тесно связано с его сверхчеловеческой работоспособностью: «… загрузка такая, что не позволяет иметь широкий круг друзей». Конечно, тут сразу вспоминается одна из самых известных цитат Путина, который так характеризовал свои первые два президентских срока: «Все эти восемь лет я пахал, как раб на галерах, с утра до ночи, и делал это с полной отдачей сил». Занятия спортом, о которых уже говорилось выше, так необходимы российскому президенту для того, чтобы его здоровые тело и дух выполняли непосильную для простых смертных работу. О том, как российский президент любит спорт, писали неоднократно, и сам Путин постоянно это подчеркивает. В интервью 2020 года он отмечает, что дзюдо — это его образ жизни. «Для меня дзюдо — это не просто спорт. Дзюдо воспитывает в человеке силу воли, уважительное отношение к окружающим, выдержку, умение держать удар и с достоинством выходить из сложных ситуаций». Помимо занятий дзюдо, президент катается на лыжах, плавает, ходит на охоту, а за каждый хоккейный матч теряет аж по два килограмма.
По меткому замечанию Адорно, неутомимость характеризует и главных врагов фашистского лидера. В интервью 2014 года Путин сравнивал своих оппонентов с недремлющими бациллами: «Знаете, едва государство ослабевает по ключевым параметрам, сразу возникают центробежные силы, растаскивающие его. Это как в организме: иммунитет чуть упал — и грипп. Они же сидят внутри, эти бациллы‑то, бактерии, они все время там присутствуют. Но когда организм сильный, вы своим иммунитетом грипп всегда подавите. Спортом надо заниматься!» Такая борьба означает постоянную бдительность, которая идет вразрез с потребностью в отдыхе и сне.
Адорно поясняет: «При фашизме, с психологической точки зрения, никому не позволено спать: один из любимых видов пыток, которые авторитарные правительства применяют к своим жертвам, состоит в том, чтобы будить спящего человека каждый час, до тех пор пока у жертвы не выдержат нервы. Ненависть фашистов ко сну <…> отражается в постоянном подчеркивании неутомимости лидера». Однако подобный механизм отнюдь не означает, что граждане должны наконец-то действительно проснуться и попытаться разобраться в происходящем. Скорее, их уверенность, что они-то точно не спят, потому что не дремлет их лидер, и создает почву для оправдания любых действий власти, даже идущих вразрез с ранее данными обещаниями. Ведь бдительный лидер всегда знает больше!
Впрочем, призыв к сверхчеловеческим физическим и волевым усилиям накладывается и на реалии современного капитализма. Например, художественный критик Джонатан Крэри в книге «24/7. Поздний капитализм и цели сна» описывает невероятное требование, навязываемое современной структурой потребления, медиапространством и рынком труда: «Конечно, ни один человек не может совершать покупки, играть, работать, вести блог, скачивать файлы или писать текстовые сообщения 24 часа в сутки семь дней в неделю. Однако поскольку сейчас не существует ни одного момента, места или ситуации, когда нельзя было бы не покупать, потреблять или эксплуатировать сетевые ресурсы, происходит безжалостное вторжение не-времени 24/7 во все стороны социальной или личной жизни».
Циничная жертва
Стопроцентная включенность, которой требует современный коммуникационный капитализм, для Крэри означает постоянную слежку: кто уж действительно никогда не спит, так это системы наблюдения, сбора данных и обслуживающие их серверы. В России государство тоже решило отказаться от сна и подготовилось к тому, чтобы неустанно рассылать электронные повестки и безжалостно карать за неявку в военкомат. Самопожертвование, на которое идет фашистский лидер ради своей страны, теперь должны проявить и рядовые граждане. Недаром Владимир Соловьев на своих стримах постоянно издевается над людьми, стоявшими в очередях на границе России и Грузии в Верхнем Ларсе в надежде избежать «частичной» мобилизации. Пропагандист, возмущенный нежеланием россиян убивать граждан другой страны упрекает недовольных мобилизацией: «А что ты сделал для государства?»
Граждане должны быть готовы пожертвовать всем ради государства. Государство же может не утруждать себя изложением целей войны, в которой гражданам предстоит погибнуть. Адорно указывает на особый характер фашистской жертвенности — у нее нет особой цели, кроме самой себя. Жертва ради жертвы. Государство ради государства. Война ради войны. «Ранее буржуа должен был проявлять неутомимость, чтобы завоевать благосклонность скрытого бога и прокормить семью. Фашист должен быть неутомимым во имя самой неутомимости. Самоотречение понимается не как средство, а как цель. Оно само становится источником удовольствия, на которое накладывается запрет. Любая контрпропаганда должна подчеркивать иррациональный, фетишистский и абсурдный характер всех “жертв”, которых требует фашистская пропаганда».
Существенное отличие сегодняшней ситуации от той, которую Адорно наблюдал в 1930-е годы, в том, что само отношение к смерти и жертве приобрело циничный и расчетливый характер. Многим запомнилась реплика Маргариты Симоньян в передаче «Жизнь и судьба»: «Смерть неизбежна, смерть ждет нас всех. И совершенно не факт, что лучше умереть немощным человеком от какой-нибудь тяжелой болезни, чем за правильное и важное дело». Схожие аргументы за то, чтобы погибнуть в «СВО», у Соловьева: «Жизнь сильно переоценена. Зачем бояться того, что неизбежно? Тем более, ну, мы же в рай попадем!» Наверное, самым красноречивым и презрительным по отношению к своим согражданам высказыванием отличился протоиерей Андрей Ткачев: «Люди умирают как свиньи, захлебываются блевотиной; ели-пили, под столы попадали, обрыгались и блевотиной захлебнулись, вот тебе и смерть. Так лучше с оружием в руках умереть за Родину, как герой, как мужчина. Еще помолиться перед смертью…» На встрече с матерями военнослужащих, в ответ на реплику потерявшей на войне сына женщины, Путин также выразил свое надменное отношение к жизни простых россиян, которые по статистике умирают либо на дороге, либо от водки, то есть, по его словам, и не живут вовсе. «У нас в ДТП погибает примерно 30 тысяч человек, от алкоголя — примерно столько же… Некоторые ведь живут или не живут — непонятно, и как уходят — от водки или еще от чего-то — непонятно <…> Жили или не жили — тоже незаметно пролистнулось как-то: то ли жил человек, то ли нет. А Ваш сын жил, понимаете? Его цель достигнута. Его жизнь оказалась значимой, с результатом прожита, причем с таким, к которому стремился». Парадоксальную мысль Путина можно резюмировать так: чтобы жить по-настоящему, надо умереть на войне, умереть не просто так, а «с результатом».
Адорно пишет, что жертвенность лидера и требование жертвы от его приверженцев связаны с фигурой Сына, или посланника в христианской теологии, которую апроприирует фашизм. Это наблюдение интересно, поскольку мы скорее склонны соотносить лидера с фигурой Отца, который возглавляет большую национальную семью и определяет курс государства. Не секрет, что семейная жизнь Владимира Путина не очень совпадает с теми «традиционными семейными ценностями», которые он стремится защищать. Не называющий своих дочерей по имени, разведенный и тратящий большие деньги на ухаживания за своими избранницами, Путин как будто бы все сильнее отдалялся от роли Отца на протяжении своего двадцатилетнего правления. Как Сын и провозгласитель Вести, Путин делает не то, что хочет, но то, чего требует он него страна: «Уже говорил, что чувствую себя частью России. Я не просто ее люблю. Наверное, каждый может сказать о любви к Родине. Мы все ее любим, но я реально ощущаю себя частью народа и не могу представить ни на секунду, как жить вне России». При этом все судьбоносные решения принимаются не по собственной воле президента, а потому что его вынудили к этому обстоятельства. Крым пришлось захватить, потому что этого требовал Русский мир, пенсионный возраст пришлось поднять, потому что этого требовала экономика, а вторгнуться в Украину пришлось, потому что этого требовало противостояние расширению НАТО на восток. «Нам не оставили шансов поступить иначе», — гласили рекламные щиты с изображением Путина уже 25 февраля 2022 года.
В своем недавнем интервью священник Шевкунов говорит о решении Путина начать вторжение в соседнюю страну как об исполнении «пророчества». Путин, таким образом, выступает лишь как орудие судьбы и не несет личной ответственности за последствия собственных действий. Такой фаталистический, жестокий бог гораздо ближе не к христианству, а к язычеству. Показательно, что сам Путин понимает бога прежде всего как синоним рока: «мы же все под Господом, под Аллахом, под Христом, <…> все, кто верит в высшие силы, это неважно, какой религии он придерживается, <…> . И мы когда-нибудь из этого мира все уйдем, это неизбежно». Если для конвенционального христианства важна победа жизни над смертью, то для путинской религии смерть становится целью. В ней проявляется величие и всемогущество сурового и карающего бога.
Образ Сына усиливается постоянно подчеркиваемым сходством Путина с обычными людьми. Он — выходец из низов. Он не пьет дорогих напитков, предпочитая им обычный черный чай. Или, как выразился пропагандист Дмитрий Киселев в передаче, разоблачающей фильм Навального про дворец Путина в Геленджике, для президента дворец — «это не круто». Киселев подчеркнул аскетический образ жизни Путина: вместо роскошного отдыха глава государства «может уйти в тайгу, облачившись в одежду лесника, или отправиться в глушь на рыбалку». И гардеробная Путину не нужна, потому что «он ходит в костюме одного покроя словно в спецодежде, у него пяток галстуков и простые рубашки». В этом образе лидера, иронизирует Адорно, «само отсутствие гламура становится гламурным».
Сочетая в своем лице трудоголика, сына-вестника и аскета-одиночку, фашистский лидер задает модель поведения для тех, кто его поддерживает, и имитирует поведение рядовых граждан, многие из которых тоже отдыхают на рыбалке и не носят дорогие наряды. «Агитатор хочет, чтобы его последователи идентифицировали себя с ним и имитировали его не только как выше стоящего, как сильного человека, но одновременно как противоположность этому. Он так же слаб, как они, он нуждается в искуплении, а не дает его, короче говоря, он — сын, подчиняющийся отцовскому авторитету, зависящий от и находящийся в услужении у чего-то, что его превосходит. Это превосходящее уже не является отцом. Это расплывчатая и неопределенная сущность, коллективность “сыновей”, объединенных фашистской организацией, — коллективность, чья мощь должна предоставлять психологическую компенсацию слабости каждого отдельного ее участника».
Фатализм, страх и саморазрушение
Но ради чего все эти жертвы? Ради того, чтобы все было по-старому. Оставалось как есть. Наградой за готовность аудитории этих передач страдать и жертвовать ради сохранения той самой общественно-политической модели, которая постоянно воспроизводит условия страдания и неравенства, является, считает Адорно, «сомнительное удовольствие некоторого неопределенного чувства внутреннего превосходства над богатыми и недовольными». А вместо солидарности компенсировать одиночество и бесперспективность жизни обычного гражданина должно полное подчинение.
Помимо самой фигуры радиопроповедника, Адорно анализирует методы фашистской пропаганды и ее религиозные мотивы, однако так или иначе именно лидер оказывается замыкающим звеном тоталитарного механизма. «Нет Путина — нет России», — эта, казалось бы, подобострастная реплика Вячеслава Володина совершенно не сводится к заискиванию перед президентом. Наоборот, уже в 2014 году Володин прекрасно понимал, как устроен российский режим. В его основе — полный произвол и бесконтрольная власть Путина и его приближенных. Говорить что бы то ни было о возможном существовании «России без Путина» невозможно, ведь единственное, что удерживает вместе совершенно лишенных сочувствия к судьбе близких, да и к своей собственной судьбе индивидов, — это образ сильного президента, который делает все за них и ради того, чтобы они оставались у экранов телевизоров или просто занимались повседневными делами, пока от них не потребуется отдать долг родине, воюющей в другой стране. Хотя официально источником власти Путина является «многонациональный народ» России, все прекрасно понимают, что власть его проистекает из совершенно другого места. Таким местом является он сам. Народ когда-то уже избрал своего лидера, «оказал ему доверие», и это «когда-то уже» создает ореол легитимности.
Впрочем, в преклонении перед «лидером» нет ничего специфически российского. Адорно настаивает на том, что в подобном культе даже нет ничего «регрессивного». Напротив, магическое воздействие термина «лидер» во многом объясняется ролью рекламы в позднем капитализме. Качество товара значительно меньше влияет на выбор покупателя, нежели популярность бренда. Продукция Apple маркирует определенный статус, наличие вкуса, наделяет своего обладателя престижем. То же самое происходит и с маркой «лидер». «Покупатели наделяют продукт определенной ценностью самой по себе, делают его своего рода фетишем. Этот механизм стал настолько автоматическим благодаря процессу покупки в современном обществе, что при помощи простых рекламный приемов его можно с легкостью перенести в политическую сферу. По сути, “продать идею” можно также, как мыло или газировку».
Как бы ни лестно было говорить об уникальном пути России, которая порождает авторитарные режимы в своем бегстве от свободы, но путь, выбранный Владимиром Путиным и его соратниками, далеко не исключителен. Нет смысла обвинять поддерживающих такой режим в иррационализме или цивилизационной ущербности. Адорно призывает увидеть рациональность этого поведения, вытекающую из законов капиталистического общества, где на смену религии пришел культ данного порядка вещей: может быть только так, как есть, а если что-то не существует, значит, этого не может быть. Если бы граждане не принимали эту установку, российская пропаганда с Соловьевым, Симоньян и Скабеевой никогда не были бы так эффективны, а Путин не был бы пожизненным президентом. Ведь дело не в том, что людей обманывают, а в том, что у них есть потребность в этом самообмане, который позволит им продолжать ходить на работу и выплачивать ипотеку, сохраняя остатки душевного спокойствия.
Но если поведение обычных граждан рационально, то цели путинского режима абсолютно иррациональны для общества в целом, несмотря на то, что для находящейся у власти группы людей этот режим — возможно, единственный способ сохранять за собой контроль над происходящим. Путин, который на протяжении своего правления упрекал оппозицию в том, что у нее нет позитивной повестки, сам мало что может предложить своим сторонникам. «Фашист понимает, что его решение — это отнюдь не решение, и что в долгосрочной перспективе его проект обречен. Любой проницательный наблюдатель мог заметить это чувство в нацистской Германии перед началом войны». Вместо образа будущего россиянам предлагается всюду искать врагов и предателей, вспоминать эффективного менеджера Сталина и жить в страхе, что «украинские нацисты» по телефону научат их детей газовому терроризму.
Запугивая население, российская пропаганда апеллирует к рациональному стремлению «простых россиян» сохранить то малое, что у них есть. Обращение к какому-либо проекту будущего в этом смысле даже не требуется. Еще Адорно обнаруживает, что такое отсутствие ясного образа будущего для фашистских лидеров компенсируется возможностью тотального разрушения. «Уничтожение — это психологическая замена второго пришествия, дня, когда различие между я и другими, между бедными и богатыми, между сильными и немощными, растворится в одном великом и безграничном единстве. Когда у масс нет надежды на истинную солидарность, они могут отчаянно ухватиться за ее негативную подмену».
В путинской России желанные «историческая справедливость» или «многополярный мир» постоянно преподносятся как цели, путь к которым лежит через смерть и разрушение. Только готовность убивать и умирать является по-настоящему подлинной и чистой, тогда как все, принадлежащее к жизни, лживо и недолговечно. Но важно помнить, что стремление к универсальному не является заведомо разрушительным само по себе. Значит, противостоять разрушению может лишь альтернативный универсалистский проект, основанный на солидарности угнетенных, на желании утвердить жизнь, а не на садо-мазохистской тяге к (само-)уничтожению.
