Быть антифа: о судьбе антифашистского активизма

Публикуем подборку высказываний по мотивам дискуссии по антифашизму, которая состоялась в июне 2022 года в рамках антивоенной конференции СО/ДЕЙСТВИЕ: об антифашистском движении в России, Украине и США, а также о правом повороте, в условиях которого оказались его участники.

Независимый исследователь

С начала войны мечты о падении российского политического режима, которые прежде лелеяли многие активные граждане, стало разделять все большее количество людей. Я прочитал немало постов на эту тему, написанных в соцсетях и телеграм-каналах начиная с 24 февраля. Прогнозы на будущее, однако, можно свести к двум сценариям: позитивному и негативному.

Негативный сценарий таков, что режим сохраняется, репрессии усиливаются, происходит поступательная «фашизация» страны, которая превращается в откровенную военную диктатуру. Позитивный исход событий предполагает тот или иной вариант крушения системы (например, в результате «дворцового переворота» или массовых протестов), после которого страна должна пойти по пути либерализации. В общем и целом я разделяю позитивный сценарий и считаю, что впереди нас ожидает радикальное изменение всей существующей системы власти. Но, на мой взгляд, существует еще и третий вариант развития событий. Чтобы описать его, предлагаю обратиться к цифрам.

Многие согласятся, что при всех издержках и обстоятельствах самый успешный оппозиционный политик в современной России — Алексей Навальный. Сейчас на его телеграм-канал подписано более 270 тыс. человек, а средний охват одного поста — около 188 тыс. просмотров. Это достаточно большие цифры, учитывая, что Навальный сейчас в тюрьме и его посты выходят редко. Теперь посмотрим на ультраправый лагерь — например, возьмем телеграм-канал Игоря Стрелкова, который, по собственному признанию, немало сделал для того, чтобы гражданский конфликт на юго-востоке Украины перерос в настоящую войну. На него подписано более 410 тыс. человек, а средний охват поста — 349 тыс. просмотров. Таким образом, показатели его популярности в два раза выше, чем у Навального.

Основной рост подписчиков у Стрелкова произошел во время войны, по поводу которой он занимает особую позицию: саму войну он поддерживает, но, в отличие от других провоенных блоггеров, критикует то, как именно она ведется. Люди, интересующиеся подобного рода критикой, скорее всего, принадлежат либо к военным, либо к силовикам, либо симпатизируют тем или другим. Можно даже предположить, что такие люди имеют доступ к оружию и располагают опытом организованного насилия. И как мы видим, в России эти люди есть.

Мне кажется, что активистам правого спектра уделяется слишком мало внимания по сравнению с прочими представителями оппозиции. Похоже, что их воспринимают как простое продолжение существующего режима. Я считаю, что это ошибка. Да, они действительно тесно взаимодействуют с государством, но в то же время у этих людей имеется своя политическая программа и они преследуют свои цели. Достаточно прочесть весенний программный пост Стрелкова «Как и чем нам обустроить Украину»,  чтобы понять образ мысли и планы тех, кого сегодня можно с некоторой долей условности отнести к правым. Стрелков, по сути, сочинил классический фашистский памфлет, построенный на представлении об обществе как об органическом существе, которому пытаются навредить инородные элементы — либеральные элиты. Он называет их культуру «культурой бактерий». Особое внимание [в этом памфлете] Стрелков уделяет тем, кого он называет «этническими либералами» — известным персонажам еврейских фамилий из культурной и политической элиты. Задача патриотов, по мнению Стрелкова, очистить государственный организм от этих паразитов, и война дает прекрасную возможность это сделать. По Стрелкову, победа в войне не только позволит стереть с лица земли Украину и украинский народ, превратив его в народ русский, но и остановит распад «Исторической России».

Теперь давайте вообразим революционный сценарий: внезапно падает правительственный самолет (или происходит любой другой несчастный случай), вертикаль лишается своей верхушки, начинаются политические протесты и бурление на верхах. Я сильно сомневаюсь, что какой-нибудь Стрелков будет спокойно наблюдать за последующей либерализацией режима. Куда более вероятно, что ультраправый лагерь воспользуется этой ситуацией и своей аудиторией, чтобы захватить власть и навязать свою политическую программу. В этом и состоит, по моему мнению, третий вариант развития событий. Иными словами, я считаю, что нам необходимо учитывать возможность не только либеральной, но и консервативной революции. В этой связи нужно заранее продумывать стратегии и намечать какие-то тактические союзы с силами, которые, возможно, нам не слишком приятны. Мне кажется, что перед лицом военной хунты только широкий фронт может позволить повернуть ход событий в другую сторону.

Дмитрий Окрест, журналист,
редактор книги «Быть скинхедом. Жизнь антифашиста Сократа»

Чтобы лучше понять, что из опыта антифашистов России может пригодиться современному антивоенному движению, стоит припомнить историю антифа. Анархист и антифашист Алексей «Сократ» Сутуга погиб 1 сентября 2020 года. Он был участником палаточных экологических лагерей и уличных войн с ультраправыми. После того как несколько антифашистов было убито, этот человек стал охранять панк-концерты и митинги. Он дважды отсидел по политическим делам. Одновременно работал на стройке, играл в театре и готовил книгу о своем тюремном опыте. Та же книга, редактором которой я выступил («Быть скинхедом») — это попытка, полагаясь на воспоминания соратников Сократа, сохранить память о нем и одновременно рассказать об антифашистском движении в России, показав, каким на самом деле было время, которое сейчас называют «сытыми нулевыми».

Антифашизм начала нулевых объединял людей из разных субкультур (чаще всего из панк- или хардкор-сцены), политических движений (прежде всего, анархистов) и различных национальных культур. После революций в Грузии и Украине российская власть сделала ставку на правых: их стали рассматривать как возможное оружие в борьбе с оппозицией. В итоге конец нулевых стал кровавым: полтора десятка убитых антифашистов, драки стенка на стенку, «белые вагоны» (когда в вагоне метро искали людей, которых можно было назвать «нерусскими» и избить). Были и заминированные клубы, и стрельба из окон машин. При этом немало лидеров футбольных группировок находились под защитой государства — так им удавалось избежать уголовного наказания за драки. Сначала антифашисты работали над самозащитой, потом перешли к активной самозащите. На тот момент все стали заниматься спортом — это был способ выживания. В столичных лесопарках были аншлаги на тренировках по ножевому бою и боксу.

Безусловно, убийства и репрессии подорвали антифашистское движение. К концу десятых годов активисты стали дрейфовать в сторону медиа и НКО, IT и производства мерча, приготовления веганской еды и крафтового пива. У прежних антифашистов и анархистов появились семьи и свои дела. К тому же в определенные моменты перед ними вставал выбор: после Химкинского дела — субкультура или активизм, после Болотного дела — тюрьма или эмиграция, после Майдана — встать над схваткой или предпочесть одну из сторон. Кроме того, начались драки друг с другом, идеологическое фарисейство, конфликты со случайными прохожими, внутренние срачи, наркотический угар — и всему этому сопутствовала вера в то, что старые подвиги спишут все.

Тогда старые проблемы, возможно, не потеряли актуальность, но привычные решения сулили все большую опасность. Сейчас многие из тогдашних активистов находятся в эмиграции, в тюрьме, а кого-то из них уже нет в живых. Некоторые повзрослели и отошли от дел. В войне между нацистами и антифашистами, националистами и анархистами, победило государство.

Кроме того, из-за развития систем слежки и анализа интернет-трафика почти все практики организации антифашистского сопротивления, которые когда-то имели место, сегодня невозможны. Тем не менее в последние годы в заголовках новостей все еще можно прочитать о новых ячейках национал-социалистического подполья, их нападениях на ЛГБТК+ и мигрантов, драках с антифа. Именно поэтому мне сегодня хотелось вернуться к этой теме.

«Насилие — бесконечная клоака, которая заворачивает всех в эту воронку», — говорит один из героев книги. Когда мы начали беседовать с соратниками Сутуги, стало ясно, как сложно многим вспоминать тот период. Кто-то пытался вытеснить воспоминания о задержаниях, драках, убийствах друзей — многие ведь так и не решились на разговор для книги. Но насилие помогло в какой-то момент сохранить этим людям самих себя. Как вспоминают ветераны движения, насилие это точно не то, чем стоит заниматься, но надо быть готовым к тому, что за прекрасными дискуссиями и дебатами может последовать нечто иное. Уличная политика так или иначе вернется в Россию, и к этому тоже нужно быть готовым.

Вера, антифашистка

Расскажу немного об антифашистском движении в Украине. Я часто ездила в Киев еще до того, как перебралась туда окончательно в 2014 году, и все время чувствовала тамошнюю свободу: можно было свободно высказать свое мнение, спорить, в итоге кому-то что-то донести. Вместе с тем там всегда происходили нападения нацистов. До начала Майдана антифа-активисты России, Беларуси и Украины имели сравнительно общий взгляд на то, о чем стоит говорить и как действовать. Разные объединения тесно сотрудничали друг с другом, проводились совместные акции футбольных фанатов киевского «Арсенала» и минского «Партизана» — и те, и другие были известны своей антифашистской позицией.

Ситуация стала меняться с началом Революцii гiдностi, аннексией Крыма и АТО. Внутри страны произошел раскол: многие анархисты присоединились к революции, а затем, взяв в руки оружие, участвовали в АТО в рядах добровольческих батальонов. Но были и те, кто с ними не соглашался: они называли революцию «правой», а участие в АТО — пособничеством государству. При этом на время Майдана и активных военных действий на востоке страны с правыми было установлено перемирие, хотя отдельные нападения на тех, кто высказывал преимущественно анархо-коммунистические взгляды, продолжались. В России существовала немногочисленная часть антифашистов, поддерживающих отделение самопровозглашенных ДНР и ЛНР, аннексию Крыма, и называвших все это «правом народа на самоопределение».

Я считаю, что происходящее с начала 2014 по февраль 2022 года применительно к украинским активистам нельзя называть «поворотом направо». Россия на тот момент была куда страшнее правых: крымские репрессии (из анархистов от них пострадали Александр Кольченко и Евгений Каракашев) сразу дали понять, что гражданские и политические права на полуострове испарились. Поэтому в борьбе за свободу против диктатуры и террора, которые РФ устраивала на оккупированных территориях, цели анархистов совпадали с целями украинского государства и украинских националистов. Сейчас существует несколько отрядов территориальной обороны, в которых можно обнаружить либертарных активистов, в АТО участвовали представители ЛГБТК+ сообщества, на Прайде в 2019 году была даже колонна ветеранов.

Интересный пример левого поворота — «Автономний Опip»: созданная в 2009 организация крайне правых взглядов, члены которой поначалу называли себя фашистами, национал-социалистами и расистами. К 2013 году организация поменяла повестку на национал-анархическую и стала проводить совместные акции с другими анархистами (участвовать в кампаниях по поддержке политзаключенных в Беларуси, выступать против застроек, за освобождение Кольченко и Сенцова и т.д.). Феминистки из этой организации стали первыми женщинами, которые поехали защищать Украину с оружием в руках. Они принимали участие в проекте «Невидимый батальон», который освещал проблемы женщин в АТО, и добились законодательно закрепленного права занимать определенные должности в армии, а также участвовать в боевых действиях не являясь при этом кадровыми военными ВСУ.

Брайан Джигантино, историк, один из авторов журнала Jacobin

Я родом из Калифорнии, но много времени провел на постсоветском пространстве. Если говорить о ситуации в США, то тамошнее антифашистское движение обладает рядом специфических характеристик: оно возникло не только в ходе борьбы с капитализмом, но в контексте истории борьбы с расизмом и на фоне противостояния белому национализму. В 1960-70 годы оно примыкало к «Новым левым», которые противостояли одновременно структурному фашизму, расизму и капитализму, угнетающему бедных, афроамериканцев, иммигрантов, ЛГБТК+. Можно сказать, что антифа-активизм стал способом самозащиты дискриминируемых сообществ: женщин, транс, квир людей, иммигрантов и т.д. Внутри движения все эти люди — все мы — обретаем солидарность друг с другом.

В 2015-2017 годы я участвовал в антифа-движении в Северной Калифорнии, когда на улицах росло количество представителей альт-райт и белых супрематистов, убивающих людей. Тогда американские либералы говорили, что их [альт-райт] стоит игнорировать, потому что радикальные действия против них якобы только принесут еще большие проблемы и снизят общественную поддержку прогрессистов. Из-за этого сначала они отказывались выходить с нами на протесты против фашистов. И только когда они осознали существование реальной угрозы — когда Хизер Хейер была убита во время митинга против правых, марширующих в Шарлотсвилле — они все-таки вышли на улицы. Либералы даже здесь далеко не всегда готовы выступать соратниками левых — и не готовы к активным действиям.